Исторические записки. Том 2

На двадцать седьмом году (220 г.) Ши-хуан совершил объезд [областей] Лунси и Бэйди, [он] начал путь от гор Цзитоу, [затем] проехал Хуйчжун [85]. Когда, на южном берегу реки Вэй соорудили дворец Синьгун, [Ши-хуан] лично изменил название Синьгун — “Храм доверия” на Цзимяо — “Храм звезды Цзисин”, используя образ Полярной звезды. От храма Цзимяо проложили дорогу до гор Лишань. Построили переднюю залу дворца Ганьцюань и соорудили огороженные валами дороги, по которым от Сяньяна проезжали к дворцам.

В этот год [император] пожаловал повышение чиновникам на один ранг. Прокладывались дороги для быстрого сообщения [86]. [66]

На двадцать восьмом году (219 г.) Ши-хуан объехал области и уезды на востоке. [Он] поднялся на гору Ишань [в уезде] Цзоу. Установил [памятный] камень и после совета с учеными-конфуцианцами из Лу вырезал на камне надпись, прославляющую добродетели [дома] Цинь [87]. [Ши-хуан] обсудил [с учеными], как приносить жертвы Небу и Земле, духам гор и рек. Затем [Ши-хуан] поднялся на гору Тайшань, поставил там памятный камень, насыпал холм и принес жертвы [88]. [Когда Ши-хуан] спускался с горы, неожиданно налетел ураганный ветер с дождем. [Император] укрылся от урагана под деревом, после чего этому дереву пожаловал звание удафу. На холме Лянфу принес жертвы Земле [89]. На установленном [на Тайшане] камне вырезал [надпись], которая гласила:

“Наш император, вступив на престол, создал [новые] установления, сделал ясными законы, и его чиновники совершенствуют управление.

На двадцать шестом году [правления] он впервые объединил Поднебесную, и не было таких, кто бы не покорился ему.

[Ныне он], лично объезжая народ свой в дальних землях [90], поднялся здесь на гору Тайшань и обозрел вокруг край восточных [земель].

[Мы], сопровождающие его слуги, думая о содеянном им и основываясь на истоках его деяний, решили с благоговением воспеть заслуги и добродетели [повелителя].

Пути его управления повсюду осуществляются, все произведенное [на земле] получает должное [использование], для всех установлены законы и правила.

[Его] великая справедливость совершенна и ясна, она распространяется и на будущие поколения, ее воспримут и ей последуют без [всяких] изменений.

Император-властитель почтителен [91] и мудр, [он] умиротворил Поднебесную и не жалеет сил в управлении ею.

Ранним утром он встает, поздней ночью ложится, создает и утверждает все то, что будет вечно приносить пользу, с особой щедростью наставляет и поучает [подданных]. [67]

Его наказы и правила распространены повсюду, далекие и близкие руководствуются ими, все принимают его мудрые устремления.

Знатные и низкие [ныне] ясно разделены, мужчины и женщины следуют своим правилам, и все усердно и почтительно выполняют свой долг.

[Император] отчетливо отделил внутреннее и внешнее, и [во взаимоотношениях] не осталось ничего неясного и нечистого, это передастся и нашим потомкам [92].

Улучшения распространятся, и им не будет конца [93]. С благоговением примите повеления, завещанные [императором], и пусть они навечно будут служить предостережением [от ошибок]” [94].

После этого [Ши-хуан] проследовал по берегу Бохая на восток, проехал Хуан и Чуй, достиг гор Чэншань, поднялся на гору Чжифу, где установил камень [с надписью], восхвалявшей добродетели Цинь, и уехал [95].

На юге [Ши-хуан] поднялся на гору Ланъе. [Ему] очень понравилось это место, и он пробыл там три месяца. [Ши-хуан] переселил к подножию горы Ланъе тридцать тысяч дворов черноголовых, освободив их от податей на двенадцать лет. Построил на Ланъе насыпную площадку, установил там камень с надписью, в которой воспевались добродетели Цинь и прославлялась суть его свершений [96]. Надпись гласила:

“На двадцать шестом году [правления] властитель-император открыл эру [своих] свершений.

Он выправил и упорядочил законы и меры и те устои, которым следует все сущее.

85

Область Лунси занимала территорию юго-востока совр. пров. Ганьсу. Центр ее был в совр. уезде Линьтао.

Область Бэйди занимала северо-восточную часть совр. пров. Ганьсу и часть совр. Автономного района Внутренняя Монголия. Центром ее были совр. уезды Хуаньсянь и Нинсянь в Ганьсу.

Горы Цзитоушань находились в совр. уезде Пинлян на востоке пров. Ганьсу. Хуйчжун — под таким названием был известен дворец, находившийся в совр. уезде Гуюань в б. Нинся — Уйгурском автономном районе пров. Ганьсу. Сюнну сожгли его на 14 г. Вэнь-ди (в 166 г. до н. э.). Пункт под таким же названием был в пров. Шэньси, совр. уезд Лунсянь.

Маршрут Ши-хуана неясен, поэтому мнения комментаторов расходятся. Мы склоняемся к тому, что император, возвращаясь из поездки с запада, пересек Хуйчжун в Шэньси, в пользу этой трактовки говорит отсутствие слова гун — “дворец” и глагол го — “проезжать”.

86

В тексте названо несколько видов дорог, строившихся при Ши-хуане: юн-дао *** — огороженные валами или стенами специальные дороги для императора, двора и доставки снабжения в столицу; чи-дао *** — большие “скоростные” дороги (по ним скакали галопом) для связи столицы с областями. В Хань шу указывается их ширина — 50 бу (около 80 м), причем средняя часть дороги насыпалась выше, служа только экипажам двора (ХШБЧ, т. VI, гл. 51, стр. 3806–3807).

87

Ишань — гора в совр. уезде Цзоусянь на юге пров. Шаньдун. Текст надписи на каменной стеле на горе Ишань в “Исторических записках” отсутствует, хотя другие шесть надписей приведены. Об этой стеле упоминал лянский Лю Чжао в комментариях к 30 гл. Хоу Хань шу (ЭШУШ, т. I, стр. 705). Танский Фэн Янь писал о том, что поздневэйский император Тай-у (V в.), поднявшись на гору, приказал сбросить стелу, после чего она раскололась и была утрачена. В эпоху Сун существовало уже несколько копий или эстампов надписи на этой стеле, причем в тексте были обнаружены некоторые лексические и грамматические особенности (подробнее см.: Жун Гэн, Исследование надписей на стелах Цинь Ши-хуана, — “Ученые записки Яньцзиньского университета”, т. 17, Пекин, 1935, стр. 130–135).

В труде Янь Кэ-цзюня (стр. 121–122), в указанном исследовании Жун Гэна и в комментарии Такигава со ссылкой на минского ученого Чэнь Жэнь-си приводится реконструированный текст этой стелы, который в переводе гласит:

“Властитель-император установил государство, которое берет свое начало в прошлом, его правители из поколения в поколение именовались ванами. [Император] пошел походом на бунтовщиков и мятежников и покарал их, распространил мощь [Цинь] на четыре предела [Поднебесной], военной силой и справедливостью утвердил порядок. Воины и чиновники, получив повеление, за недолгое время уничтожили шесть жестоких и сильных [князей]. На двадцать шестом году правления император дал почетные титулы [своим предкам], со всей ясностью проявив сыновнюю почтительность. Внеся свой великий вклад, император стал дарить особые милости [народу] и лично начал объезд далеких земель. [Когда император] поднялся на гору Ишань, мы, сопровождающие его слуги, думали о великих достоинствах [императора]. Мы вспомнили о времени беспорядка, о том, как были разделены земли и на них созданы владения, которые стали соперничать. Нападения и войны стали повседневными, кровь заливала поля, и так повелось с далекой древности. Число [проживших] поколений еще не достигло десяти тысяч, когда стали править пять императоров [древности], но и им не удалось остановить войны. И только ныне властитель-император собрал Поднебесную в одну семью, и войны больше не повторятся. Теперь бедствия уничтожены и зло искоренено, черноголовые обрели покой и определенность, выгоды и благодеяния [народа] будут вечными. Мы, слуги императора, воспевая его правление, вырезали эти слова на звонком камне, чтобы прославить его установления и основы…”. (Янь Кэ-цзюнь ссылается на копию, снятую Сюй Сюанем в 993 году).

В связи с отсутствием в 6 гл. текста первой из семи надписей на стелах, поставленных Ши-хуаном, возник вопрос о причинах такого пропуска. Лу Вэнь-чао, мнение которого приводит Такигава, считает, что здесь случайный пропуск. Ю. Л. Кроль предполагает, что Сыма Цянь сознательно не включил в свою книгу надпись с горы Ишань, так как составлял ее вместе с конфуцианцами из Лу и в ней встречаются прославления его сыновьей почтительности и других добродетелей, что бросает тень на конфуцианство. Поэтому Сыма Цянь и начал с тайшаньской стелы после изгнания конфуцианцев Цинь Ши-хуаном (“Сыма Цянь — историк”, стр. 320–321). Нам это предположение представляется спорным. Текст стелы (если в какой-то мере доверять реконструкции) не столь разительно отличен от других, приведенных в главе, чтобы историк считал необходимым намерено изъять его. Устранение конфуцианцев, зафиксированное в 28 гл., было связано с жертвоприношениями фэн и шань и произошло вне прямой связи с воззрениями Ши-хуана. Известно, что некоторые конфуцианцы оставались при императоре и позднее и участвовали в составлении других стел. Продолжая, однако, мысль Ю. Л. Кроля о том, что в тексте стелы несомненно содержались (как, впрочем, и в других надписях) восхваления добродетелей Ши-хуана, можно предположить, что из-за слова сяо — сыновняя почтительность, имевшегося в тексте, надпись могли изъять из книги позднейшие ревнители конфуцианской морали, которые предавали анафеме все деяния Цинь.

88

Гора Тайшань (называемая также Дайцзун и Дунъюэ) находится в совр. уезде Тайань пров. Шаньдун. С древних времен принадлежит к самым почитаемым священным горам. (Культу горы Тайшань посвящена монография Э. Шаванна — “Le T’ai Chan. Essai de monographie d’un culte Chinois par Edouard Chavannes”, Paris, 1910.)

В Шан шу в главе о Шуне рассказывается, как он, объезжая восточные земли, достиг горы Дайцзун и возжег на ней костер в честь духа неба (Шан шу чжу-шу, гл. 3; ШСЦ, т. 3, стр. 88). В Эр-я поясняется, что церемонии жертвоприношений Небу заключались в возжигании костра — фань чай, а жертвоприношений земле — в зарывании даров — и май. (Эр-я чжу-шу, гл. 6, — ШСЦ, т. 38, стр. 235). В Ли цзи указывается лишь, что правители поднимались на знаменитые горы, чтобы служить Небу (Ли цзи чжэн-и, кн. 4, гл. 24,—ШСЦ, т. 22, стр. 1123–4124). В Чжоу ли говорится о жертвах Небу — инь (см. прим. 77 к 1 гл.). Таким образом, в классических книгах еще не используются в этом смысле термины фэн и шань. По-видимому, лишь в конце эпохи Чжоу или в начале Цинь появилось их новое употребление. Отметим, что в современном тексте трактата Гуань-цзы дважды говорится, что “жертву фэн приносили на Тайшане, а жертву шань — на холме Лянфу. Правителей, [приносивших жертвы] фэн и шань, было 72…”. (Гуань-цзы фу цзяо-чжэн, гл. 16, § 50, гл. 23, § 77,—ЧЦЦЧ, т. 5, стр. 273, 382.) Такой же текст содержится в 28 гл. Ши цзи (ШЦ, т. III, стр. 1361). Однако следует иметь в виду, что комментаторы трактата Дай Ван (1837–1873) и Ло Гэнь-цзэ полагают, что § 50 Гуань-цзы был утрачен и восстановлен по сочинению Сыма Цяня (ЧЦЦЧ, т. V, и Гу ши бянь, т. IV, стр. 622), а Форке отметил сомнительность § 77 (А. Forke, Geschichte der alten Chinesischen Philosophie, Hamburg, 1927, стр. 75).

Только в ханьской Да Дай ли, на которую, кстати, полагался Сыма Цянь в описании древности, имеется данная формула. Позднее сообщения о жертвах фэн и шань появились в сочинениях Дун Чжун-шу Чунь-цю фань лу, Ин Шао Фэнсу тун-и, в Бо ху тун-и, гл. 18 и др. Таким образом, циньцам и ханьцам ссылка на древность и на Конфуция (см.: Бо ху тун в переводе: Tjan Thoe Som, Po Hu T’ung, Leiden, 1949, стр. 239–240), как нам представляется, понадобилась, чтобы утвердить новую систему жертв.

89

Местоположение Лянфу неизвестно. По-видимому, это была какая-то боковая вершина или холм не в очень большом отдалении от Тайшани. Чжан Шоу-цзе относит Лянфу к уезду Сышуй, т. е. на расстояние 40–50 км от Тайшани.

90

Понятие “народ” в тексте передано словосочетанием ли минь. Однако в остальных надписях везде вводится установленный Ши-хуаном термин цянь-шоу — “черноголовые”. Кроме того, вся надпись ритмична, имеет по 4 знака во фразе, но в данной — 6 знаков, что дало основание ученым предположить ошибку. На сунской копии, снятой Лю Ци в 1108 г. и приведенной в работе Жун Гэна (стр. 136), даны лишь 4 знака— цинь сюнь юань ли ***, но смысл от этого не изменился. По-видимому, слово ли в смысле “народ”, “черноволосые” еще употреблялось в Цинь наряду с цяньшоу.

91

Слово гун *** переведено в соответствии с использованием его в Ли цзи в значении гун *** “почитать, почтительный” (Ли цзи чжэн-и, кн. 2, гл. 55,— ШСЦ, т. 26, стр. 2217).

92

Мы вслед за Шаванном всю сентенцию отнесли к области моральных отношений, поэтому нэй — это то, что внутри семьи, а вай — вне семьи, тогда понятно и выражение цин цзин ***— “незапятнанный, чистый”.

93

Хуа цзи у цюн *** — “изменения (улучшения) распространятся и им не будет конца”. Трудно согласиться с трактовкой этой фразы у Л. С. Переломова как содержащей прославление территориальной экспансии Цинь: “… и распространить безгранично [территорию империи]” (“Империя Цинь”, стр. 159–160). Во-первых, слово хуа в древних текстах означает главным образом изменения к лучшему в моральном плане, в просвещении и цивилизации; во-вторых, у Цинь Ши-хуана, который к этому моменту с трудом покорил княжества, на наш взгляд, еще не было прямо выраженных завоевательных планов.

94

Надпись на тайшаньской стеле в Ши цзи содержит 146 иероглифов. Стела не сохранилась, но существуют копии части надписи, сделанные в эпоху Сун. Лю Ци пишет, что когда он в 1108 г. поднялся на Тайшань, то обнаружил стелу уже потерявшей форму, с остатками не очень ясных знаков (всего в надписи обнаружено 22 строки, из которых 12 содержали надпись Ши-хуана, а 10 — Эр-ши-хуана). В X в. удалось разобрать 165 иероглифов, в XII в. — 146. В эпоху Мин остатки стелы, на которой можно было разобрать только 29 иероглифов, перенесли в закрытое помещение, но оно позднее сгорело. В настоящее время в музее близ горы Тайшань сохранился лишь осколок стелы с несколькими знаками из надписи, сделанной Эр-ши-хуаном.

Надпись рифмована, причем рифмы стоят через каждые 12 знаков, или три фразы. Как проследил Жун Гэн, первые 6 рифм произносились под входящим тоном, последние 6 — под нисходящим тоном (Жун Гэн, стр. 137). Рифмы им выведены по словарю — Пэй-вэнь юнь фу. Наличие рифмы и тональности говорит, по мнению ученого, о значительном развитии языка к концу III в. до н. э. и о закреплении к тому времени в китайском языке тонов.

95

Хуан — совр. уезд Хуансянь, Чуй — совр. уезд Вэньдэн в пров. Шаньдун (между ними расстояние до 150 км).

Чэншань — горы и мыс в совр. уезде Жунчэн на крайнем востоке пров. Шаньдун. Чжифу — гора, находящаяся на одноименном полуострове в совр. уезде Фушань. Если географические соответствия установлены верно и Ши-хуан не совершал лишних проездов, то в тексте главы ошибка. Взглянув на карту, мы увидим, что из Хуана путь вдоль берега лежит к полуострову Чжифу, затем в Чуй и к мысу Чэншань (что не менее 200 км). Значит, фразу следовало бы перестроить так: “[Ши-хуан] проехал Хуан, поднялся на гору Чжифу, затем проехал Чуй и проследовал через горы Чэншань”. Это подтверждается и дальнейшим движением к югу до Ланъе (еще на 270–280 км). В книге Л. С. Переломова сообщается, что из Чжифу Ши-хуан продолжал путешествие на кораблях по морю (“Империя Цинь”, стр. 160). Сыма Цянь об этом не сообщает. Если такое путешествие действительно имело место, то неясен маршрут Ши-хуана, ибо Чуй и Чэншань находятся на суше, к тому же путь императора дважды лежал через Чжифу. Наконец, неясно, откуда могли взяться корабли для такой экспедиции? Словом, морское путешествие Ши-хуана представляется весьма проблематичным.

96

Гора Ланъешань находится на юго-востоке совр. уезда Чжучэн пров. Шаньдун. По данным китайских авторов, насыпная терраса имела три уступа высотою до 9 м, по периметру более 300 м. Позднее на террасе воздвигли молельню духу моря, беседку поклонения солнцу, там же стояла стела, имевшая конусообразную форму, высоту один чжан и пять чи, т. е. более четырех метров. Известны копии-эстампы надписи, изготовленные в 1076 г. и в более поздние годы. Но уже Су Ши (1036–1101) сообщал, что основная хвалебная часть надписи к его времени была утрачена. В годы Шунь-чжи (середина XVIII в.) еще сохранилось 86 иероглифов надписи.