М. Адлер — кантианец. Но он не целиком согласен с Кантом. Он критикует его за признание существования вещи в себе вне нас. В своей последней книге Адлер особенно заостряет внимание на этой непоследовательности Канта, очищает его от всех материалистических элементов, обходит все моменты колебаний у Канта между материализмом и идеализмом и защищает Канта — идеалиста‚ метафизика и теолога, критикует его справа, с позиций субъективного идеализма, махизма. Признавать вещь в себе вне нас существующей, это, по мнению Адлера, метафизика. Если же вещи считать «конструкциями нашего мышления», «содержанием нашего сознания», тогда мы получим теорию «познавательно-критического идеализма», которую Адлер защищает, противопоставляя эту старую идеалистическую галиматью теории диалектического материализма. Мы видим, таким образом, что реакционные тенденции кантианствующего «марксизма» соответствуют таким же тенденциям в среде откровенно буржуазных неокантианцев. Неокантианство, возникшее как течение в эпоху реакции, после революции 1848 г., тем всегда и отличалось от философии самого Канта, что оно унаследовало от него самые реакционные черты, развивало самые отрицательные стороны его философии.
Неокантианство в эпоху загнивающего капитализма является особенно реакционным течением и в полной мере отражает собой процесс окончательного разложения и гниения буржуазной идеологии. Из общественных наук совершенно изгоняется причинное объяснение и заменяется телеологическим, т. е. все явления рассматриваются с точки зрения цели, причём под понятие цели подводятся всякие «этические оценки», «нравственные ценности» и даже религиозные, божественные догматы. Так, например, один из наиболее чтимых буржуазией современных философов — Макс Вебер, вышедший из школы неокантианцев, написал целых три тома на тему «Социология религии», в которых на основании обширных исторических «исследований» доказывается, что именно религия лежит в основе хозяйственной жизни.
Значительный уклон к кантианству представляют и философские воззрения Каутского. Определённую слабость к Канту Каутский проявлял с очень давних пор. Ещё в споре с Бернштейном Каутский заявил, что его очень мало беспокоит неокантианская ревизия философии марксизма и что, собственно говоря, он считает вполне возможным соединить социально-экономическое учение Маркса с философией Канта, либо с другой какой-нибудь философией. Что это заявление Каутского не случайно, что за этим скрывалась солидная доза кантианства в философских взглядах самого Каутского, стало ясно позже и проявилось особенно ярко в его «Материалистическом понимании истории».
Если отношение М. Адлера к Канту характерно идеалистической критикой Канта, то позиция Каутского в отношении Канта характеризуется её некритичностью, полным принятием основных положений кантовского дуализма, хотя Каутский пытается представить себя в роли критикующего Канта материалиста. Каутский оказался пленённым Кантом в вопросе о вещи в себе и её непознаваемости, но он хочет казаться материалистом. Он полагает, что отмежевался от Канта путём признания в вещах в себе кое-чего доступного познанию, а именно их различий между собой. Однако познание различий и связи вещей не даёт нам, по Каутскому, действительного знания самих этих вещей. Он говорит: «Ведь всё наше познание не есть познание вещей в себе, а лишь отражение их различий и тождеств».
Эта половинчатая критика Канта доказывает лишь, как глубоко сидит сам Каутский в идеалистическом болоте кантианства. Ведь если познание различий и связей вещей между собой не даёт нам знания самих вещей, тогда, значит, все наши знания субъективны, имеют свой источник лишь в чувственности и рассудке. Если вещи в себе недоступны ни нашему ощущению, ни нашему представлению, то тем самым уже подвергается сомнению само существование внешнего мира. Тогда вещь в себе, действительный материальный мир превращается в абстрактную мысль об этом внешнем мире, в бессодержательное понятие, пустышку, которая не играет никакой роли ни в теории, ни в практике.
У Канта признание вещи в себе являлось выражением его непоследовательности, у Каутского же все его заигрывания с материализмом имеют чисто маскировочное значение. Социал-фашистское нутро Каутского не терпит материализма, хотя в то же время он хочет казаться материалистом. Отсюда исключительная эклектика, бесконечное метание в разные стороны, апелляция к самым разнообразным философским системам. Трудно представить нечто более эклектическое, бесхребетное, бессистемное, чем философские воззрения крупнейшего теоретика современной социал-демократии. Но эта эклектика имеет определённую основу — идеализм и механицизм современной буржуазной философии.