Но Рим привык уже пользоваться подложными актами, и западные отцы сослались на таковой акт, якобы Седьмого Вселенского Собора, в котором в Символе Никейском сделана была прибавка «и от Сына», утверждая, что рукопись эта подлинная и древность ее доказана исторически. «Если бы это было истинно, — отвечали греки, — то все ваши ученые, в особенности Фома Ливийский, не старались бы доказывать приложение к Символу бесчисленными доводами и ссылками на древние книги, достаточно было бы и сего одного (т.е. приведенного акта), но они молчат о том». Когда же кончилось чтение актов Вселенских Соборов с замечаниями на них Марка Ефесского, многие из западных отцов невольно сознались, что ничего подобного они не слыхали, и склонялись к тому убеждению, что истина обретается у греков, но им именем папы запрещено было разглашать об этом в народе. Когда после продолжительных прений на седьмом заседании митрополит Никейский поставил решительный вопрос, «относятся ли каноны и определения Вселенских Соборов прямо к Символу Веры или к чему другому», западные епископы, посоветовавшись между собой у папского трона, не дали категорического ответа на поставленный вопрос и своими речами старались замять его. Не имея же возможности противопоставить что-либо ясному запрещению соборными канонами каких-либо прибавок к Символу Никейскому, они с тех пор стали домогаться, чтобы вопрос о противоканонических прибавках латинян к Символу Веры больше не поднимался и чтобы было приступлено к истолкованию самого догмата об исхождении Св. Духа в его существе. Отцы восточные не соглашались отклоняться от первого вопроса, сознавая, что западные отцы своими софизмами отклонят этот вопрос от евангельского и соборного его разрешения. Однако, несмотря на неуступчивость восточных отцов, латиняне хитростью добились согласия императора, желавшего скорее окончить соборные прения и возвратиться в Константинополь, и тот принудил своих епископов удовлетворить требованиям латинян. Напрасно некоторые благоразумные епископы доказывали императору, что если латиняне открыто осмеливаются обосновывать свою прибавку к Символу «и Сына» на ложных актах, легко опровержимых, то чего же ожидать от них, когда они коснутся догмата и будут доказательства свои основывать на свидетельствах своих отцов, неведомых православным. Император, однако, настоял на том, чтобы вопрос этот был разрешен по большинству голосов на частном совещании у Патриарха, и вопреки мнению Патриарха решил тотчас же приступить к прению об исхождении Св. Духа (Скиропул. Кн. VII, гл. 2—10).
На предпоследнем соборном заседании в Ферраре Марк Ефесский еще раз сделал попытку убедить западных отцов оставить Символ без прибавки, т.е. в том виде, в каком они приняли его в Царьграде, так как это им не только не повредит, а, напротив, принесет всему христианству великую пользу, примирив христиан между собой (Concil Florent, ХХХII, р. 214). Голос его оказался голосом вопиющего в пустыне.
Между тем появились слухи, сильно встревожившие православных, что папа, по случаю чумы и недостатка припасов, хочет перенести Собор во Флоренцию. Чтобы успокоить своих епископов, император уверял их, что этого он не допустит. Но в начале 1439 г. папа решительно объявил императору, что не имеет средств содержать Собор в Ферраре и что флорентийцы предлагают 400 тыс. золотых на содержание Собора под условием, если последний будет перенесен в их город. Со своей стороны папа обещал грекам полное содержание, отпуск через четыре месяца на папских галерах с выдачей 12 тыс. золотых на путевые издержки. Подозревая о намерении папы отдалить их еще более от родины, насильственно вынудить от них полное согласие во Флоренции на принятие унии, Патриарх и восточные епископы запротестовали, но должны были подчиниться воле императора, тем более что они были связаны недостатком средств для возвращения на родину. Провозглашено было перенесение Собора во Флоренцию, и папа с великим торжеством выступил из города. За ним последовал и весь Феррарский Собор.
Глава Х
ФЛОРЕНТИЙСКИЙ СОБОР
На первом же заседании Флорентийского Собора было постановлено собираться для соборных рассуждений по три раза в неделю, но постановление это на деле не выполнялось. Римляне настаивали на скорейшем принятии унии, а православные, теснимые нуждой и голодом, не знали, как выйти из затруднительного положения, и между ними возникали несогласия. Начавшиеся в Ферраре прения об исхождении Св. Духа продолжались и во Флоренции, и Марк Ефесский своими ясными доводами опровергал софизмы латинян. Весьма убедительна и по существу своему неопровержима была произнесенная им речь, в которой он, обратив внимание на логическую постановку догматических выражений, употребленных в 8-м члене Никео-Цареградского Символа «и в Духа Святаго» и проч., пояснил их так: «Здесь должно приметить намерение св. отцов, ибо предлежащие слова суть развитие богословия. Собору сему угодно было ясно показать образ единения Св. Духа со Отцем и Сыном, и смотрите, как различно определяет он присвоение Духа Святого Отцу и Сыну. Как бы так, говорит он, Дух Святой отцами оными сочисляется Отцу и Сыну, яко от Отца происходящий, со Отцем же и Сыном споклоняемый и сславимый, т.е. равночестный и единосущный. Если бы Собор признал Его происхождение от Обоих, то почему не сказал "от Отца и Сына исходящего, и с Ними спокланяема и сславима", как следовало бы сказать, если бы таково было мнение Собора. Поскольку же в первом случае отцы не упомянули о Сыне, когда хотели определить вину исхождения, а во втором случае упомянули, когда хотели показать равночестие и единодушие, то очевидно, что они не признавали исхождения Духа Святого и от Сына, ибо иначе не опустили бы сего, и особенно тогда, когда составляли изложение догмата. И что сие изложение есть Совершеннейшее, а не полусовершенное, как вы говорите, это видно из того, что ни один из последующих Соборов не сделал на это изъяснение нового изъяснения и не прибавил исхождения и от Сына; напротив того, все Соборы своими определениями возбранили сие и воспретили, как бы пророчески провидя, что у вас имело случиться» (Concil. Florent, Sess. ХХХIII).
После таких доводов и пояснений Марка провинциал Иоан объявил от лица западных, что Римская Церковь признает единую только причину Сына и Духа, т.е. Отца, и не исповедует двух начал и двух причин, но единую вину и начало, предавая противно этому мыслящих анафеме (Concil. Florent., Sess. XXXII, p. 381).
Православные обрадовались, что римляне признали Отца как единую причину Сына и Духа, а не два начала, т.е. признали Никейский Символ без прибавки «и Сына», тем более что римляне прислали императору исповедание это на бумаге; но радость их была преждевременна, и на следующий день восточных ожидало полнейшее разочарование. Вот как описывается в одной из рукописей XV в. Ватиканской библиотеки последовавшее за этим событие. Магистр Родосский Ипатий, узнав о соборном постановлении, отправился ночью к папе Евгению и спросил его, для чего он уступил тому издавна упорному и гордому греческому народу. Евгений ответил магистру, что уступил не народу, а доводам текстов, для общего покоя. Магистр припомнил Евгению его предместников пап, которые навсегда расторгли общение с народом сирским и греческим. Он укорял папу в том, что тот попирает бывшие постановления и тем самым гасит славу западных народов, а так как папа не решался нарушить данное им слово, то грозил употребить силу против императора. Кардиналы удержали магистра от такого безумия и сказали ему, что императора можно склонить обещаниями, Патриарха — деньгами, только с Марком Ефесским трудно будет сладить, но и против него найдутся тайные средства. Побуждаемый увещаниями кардиналов и епископов, папа, будто против своей воли, дал позволение магистру и кардиналам расторгнуть соборное определение. В ту же ночь оповестили об этом всех кардиналов и епископов. Наутро восточные явились в храм, чтобы там, как было условлено, присутствовать при торжественном объявлении наступившего единения в вопросе по поводу римской прибавки к Никейскому Символу, но западных там не нашли. Только к вечеру узнали они о бывшем ночном совете и об обманных действиях папы и немедленно отправились к императору, но у него уже находились кардинал Иулиан и два епископа, подосланные от папы с подарками и обещаниями. Отчаявшись найти помощь императора, они с воплем и печалью стали расходиться (Правда Всел. Церк. С. 244—245).