Понравился нам также слог г. коллежского советника. Представляем один пример из окончания предисловия (стр. XII):
Цель задуманного предприятия была одна. Совершив первую половину жизни человеческой (здесь г. коллежский советник напоминает нам Данта) и склоняясь уже к закату дней своих, я предположил принесть этим письменным трудом хоть малую, но усердную дань почтительного внимания и искренней признательности к отшедшим в вечность моим предкам за то, что они, служа отечеству с честию, трудами и заслугами своими не только облагородили самих себя, но вместе с тем и отдаленное свое потомство, – принесть это личное мое чувство в сокровищницу семейных воспоминаний о былом – на память единокровным моим современникам, на память новым грядущим их поколениям, пока провидению угодно будет продлить земное поприще их существования.
Мы в решительном восхищении от этой тирады и рекомендуем всякому, кто захочет написать поздравительный адрес или другое приветственное сочинение для нужного лица, выучить наизусть некоторые страницы г. Ивана Порай-Кошица, коллежского советника, облагороженного трудами и заслугами своих предков.
Примечания
Впервые – «Совр.», 1858, № 12, отд. II, стр. 242–244, без подписи. Сохранилась рукопись рецензии (ГПБ); разночтений с опубликованным текстом в ней не содержится.
Как видно из рукописи, рецензия явилась результатом переработки отзыва, написанного бывшим товарищем Добролюбова по Главному педагогическому институту Б. И. Сциборским (см. воспоминания Сциборского о Добролюбове в письме к Чернышевскому от 10 февраля 1862 года – ЛН, т. 25–26, стр. 300–314).
Для характеристики переработки первоначальной рецензии приводим текст начала рукописи Сциборского (он зачеркнут Добролюбовым, но легко поддается прочтению).
«Если бы г. коллежскому советнику для удовлетворения своему авторскому самолюбию захотелось только слышать чье-нибудь мнение о своем творении, то в таком случае ему не остается ничего более делать, как отправиться в лес, где звучание эхо даст ему весьма лестный ответ, повторив за ним всю его ученую премудрость, в литературе же подобные брошюрки обыкновенно оставляются без всякого ответа. Но крайняя недобросовестность автора брошюры в отношении к публике заставляет сказать о его труде несколько слов. Трудно решить, по каким побуждениям – ради спекуляции или из каких-нибудь других, может быть, более честолюбивых видов, автор решился просто на бессовестный обман, какой можно встречать только на толкучем рынке; покупателю, положим, сочинений г. Тургенева предлагают книгу, в которой только несколько страниц принадлежат этому писателю, а прочее – подобранные листы сочинений Ф. Булгарина, или «Чтения о словесности» Ив. Давыдова, или какой-нибудь другой хлам. Точно такой же системе надувательства следует и автор рассматриваемой брошюры» (ГПБ).
Добролюбов по-иному построил оценку книги: средствами иронии, острой насмешки он вскрыл невежество и чванство автора, восхвалявшего дворянство. Из рецензии Сциборского сохранены в тексте лишь немногие фразы, содержащие фактические сведения. Рукопись Сциборского заканчивалась словами: «Грустное явление в литературе подобные книжонки». Добролюбов закончил рецензию цитатой из книги Порай-Кошица, сопроводив ее едкой характеристикой стиля сочинения. Текст Добролюбова написан на полях и между строками рецензии Сциборского; концовка написана на обороте последней страницы.