Перелом наступил лишь тогда, когда половинчатое, оппортунистическое поведение социал-демократии и трусость либералов облегчили победу фашистской реакции, когда, вследствие этого либерального компромисса с реакцией и сектантского отрыва от народа, Германия оказалась в руках черносотенцев и варваров. Он наступил, когда социальные контрасты обозначились с неслыханной резкостью, и демократическая интеллигенция, страдающая от фашистских насилий над своей страной (или, — в странах, где фашизм атакует существующий строй, — опасающаяся возможного торжества этих погромщиков), увидела действительную надежду человечества в расцвете социалистической демократии в Советском Союзе, в победах народного фронта в Испании, Китае, в антифашистском движении ряда западных стран. Все эти события подготовили западную демократическую интеллигенцию к тому, чтобы лозунги и организационно-политические мероприятия VII конгресса Коминтерна, разъяснения товарищей Сталина и Димитрова о духе и задачах современной демократии, Сталинская социалистическая Конституция СССР произвели в ее мировоззрении глубокий принципиальный сдвиг.
Вся литературная продукция предыдущих лет носит на себе следы медленного возврата к традициям революционного демократизма. Но, несмотря на медленность, это все-таки движение вперед, и притом движение исторически значительное; поэтому было бы неверно обращать внимание только на слабые стороны этой современной литературы.
Путь к преодолению либеральной, ненародной идеологии отражается и в историческом романе антифашистских гуманистов. Мы говорили уже о том, что проблемы народной жизни изображаются в нем преимущественно "сверху" и что сам народ играет в нем заметную роль лишь постольку, поскольку, запросы и действия народа непосредственно связаны с теми решениями, которые принимаются в образованных общественных "верхах", с переживаниями героев, к этим "верхам" принадлежащих. Но исторический роман современных гуманистов вступил в прямую борьбу с буржуазной литературой упадочного периода. Он тесно связан с актуальными проблемами общественной борьбы и рассматривает историю в их свете, как предисторию современности. Это является значительным шагом вперед и показывает, что возрождение исторического романа уже началось.
Нo только началось. Если бы оно завершилось, восстановились бы и лучшие традиции классической литературы. Между тем, кратко подводя итог сказанному выше нельзя не признать, что новый исторический роман видит в прошлом не столько конкретную общественную предисторию современной народной жизни (по примеру писателей-классиков), сколько отвлеченную предисторию новых гуманистических идей.
Скорее умозрительное, чем конкретно-историческое отношение таких литературных произведений к современной жизни неизбежно влечет за собой ошибки в понимании отдельных исторических течений и личностей, а следовательно, и отступление от той великолепной исторической верности, которая была главной силой классического романа. Кроме того, чрезмерная умозрительность и обусловленное ею прямолинейное понимание связи прошлого с современной жизнью сообщает всему художественно изображенному миру более или менее отвлеченный характер.
Когда исторический роман, подобно роману классиков, представляет собой конкретную предисторию современного общества, народная жизнь, выведенная в нем, является самодовлеющей ценностью. В этом случае живая связь прошлого с настоящим заключена в самом предмете изображения, то есть, другими словами, она, с художественной точки зрения, объективна, выражена в художественном образе и никогда не разрушает общественно-исторической и психологической правды. (См. выше о роли "необходимого анахронизма" и его границах.) Господствующее же сейчас чрезмерно прямое и умозрительное понимание исторической связи имеет внутреннюю, тенденцию превратить прошлое в подобие настоящего, навязать прошлому такие характеры, цели и мысли, которые противоречат самой сущности исторически конкретного содержания и подлинной (не только формальной) художественной цельности произведения.
Может показаться парадоксом, но в действительности это именно так: слишком прямая трактовка связи прошлого с современностью ослабляет и абстрагирует также и злободневные проблемы, выдвинутые на первый, план. Яснее всего это видно в романе Фейхтвангера "Лже-Нерон". Быть может, нет ни одного художественного произведения, порожденного более горячей ненавистью к фашизму Сатирический пафос, приближающий этот роман к старым литературным образцам революционно-демократической борьбы против врагов народа, — не единственное достоинство этого романа Фейхтвангер в нем изображает народное движение более конкретно, чем в "Иудейской войне", даже чем во второй части этого цикла. Правда, и здесь народ, определяющий события, отодвинут на задний план, образы вождей занимают передний план, но все же народ изображен здесь конкретней и диференцированней, чем в прежних сочинениях Фейхтвангера. Тем не менее при всех своих достоинствах, этот роман представляет собой в целом лишь уподобление: мы видим, как, используя крупнокапиталистические интриги, в руководство народным движением пробирается патетический паяц и долго, обладает почти диктаторской властью, которая исчезает без следа, как только народ прозревает Убийственно меткая сатира на Гитлера и его псевдонародных демагогов Острота и меткость сразу разгадываемой аллегории дает "Лже-Нерону", этому блестящему памфлету, реальное значение в антифашистской агитации которая является основной задачей современной гуманистической литературы.