— Вот и остановитесь. Это ведь может быть основным для вашего отделения.
И пока докладчик подробно рассказывал о совместной работе над одной из комплексных проблем, президент опустился на стул и оглядел зал: слушает ли кто-нибудь? Большинство — нет. То, о чем он говорит, утратило новизну, хотя пока еще и несет в себе заряд актуальности. Это — рабочие будни. А что завтра? На чем должны быть сконцентрированы усилия ученых в будущем? Что станет для них основным на новом отрезке их жизни? Бесполезно ждать ответа на эти вопросы. Человек живет на вчерашний капитал... Но обидно. Обидно за настоящих ученых, на пути которых стоит этот докладчик. Он — «во главе», но для науки его нет.
А подлинные ученые...
Шла очередная сессия отделения физико-технических проблем материаловедения Академии наук УССР. Сообщения академика Арсения Мартыновича Макары все ждали с особым интересом. О его новой работе среди ученых говорилось уже немало.
Перед началом заседания Патон встретил Макару в коридоре. Обычно добродушно-невозмутимый, тот почему- то очень волновался. Борис Евгеньевич с горечью увидел, что старый товарищ изменился. Только голос остался прежним: рокочущий бас, который вернул Патона в зиму 1943 года, в Нижний Тагил. Там они начинали свою первую совместную работу. Это было первое серьезное исследование Бориса Евгеньевича.
В общих чертах ученые тогда знали, что происходит при соприкосновении электрода с металлом при сварке под флюсом. Но только в общих чертах. Глубокого осмысления процесса еще не было. Решить проблему взялись они с Арсением Макарой. От основных обязанностей — налаживать сварочные автоматы на танковом конвейере — их никто не освобождал. Поэтому вели исследования большей частью по ночам...
Выпросив в лаборатории железной дороги — на одну ночь — осциллограф, привезли его в институт на детских саночках. Затем Макара как-то узнал, что в Свердловске есть прибор и стоит пока без дела. С эшелоном танков, идущих на фронт, добрались туда. Молодые офицеры-танкисты подарили им несколько банок свиной тушенки. Эти банки («второй фронт»!) и сыграли решающую роль в деле с осциллографом, в переговорах с завхозом чужого института...
Сколько сил потратили, чтобы привезти прибор в Нижний Тагил! Надо ведь было сесть в поезд еще до того, как состав подадут к перрону и его начнут штурмовать толпы людей. Больше тридцати лет прошло, а он так и видит Макару в вагоне, рвущего в крике могучий голос: «Нельзя! Научный груз! Осади назад!»
...Докладывая на президиуме, Макара взял указку, чтобы прокомментировать графики. Зал заинтересованно молчал. И тут Патон, а потом и сотрудники Макары увидели, что указка уперлась не в ту диаграмму. На какую- то секунду Арсений Мартынович напрягся и вдруг, прошептав: «Простите, мне что-то нехорошо...», — начал медленно оседать на пол. Его подхватили.
Реанимационная машина примчалась на Владимирскую улицу через несколько минут. Но все равно — поздно...
Арсению Мартыновичу Макаре было всего пятьдесят девять лет.
...Патон заставляет себя вслушаться в слова докладчика. Тот, наконец, произнес нечто дельное: необходим отдел, объединяющий ученых разных направлений. Правильно.
Все оживились.
Докладчик кончил.
Президент поднимается, и новый вопрос, как снаряд, несется к трибуне.
— Ну что ж, вы довольно подробно рассказали нам о решении одной комплексной проблемы. Повторяю, одной. А еще?
И вновь томительная тишина повисает в зале. Выждав несколько минут, президент продолжает:
— Скажите, а вас удовлетворяет работа института? — Патон называет один из научных центров, представители которого сидят в зале. — Так что же им передать?
Последние шутливые слова Патона разряжают напряженную атмосферу. Улыбается докладчик, смеются члены президиума, где-то в задних рядах хохочет в голос молодой кандидат наук из этого института, впервые приглашенный на заседание президиума и еще не привыкший к несколько сдержанному настрою таких высоких собраний. И эта непосредственная реакция молодого ученого на шутку президента вызывает новую волну смеха.
Веселое настроение еще медленно растворяется, словно изморозь, оседая на стенах чинного зала, а Борис Евгеньевич, как опытный боец, уже вновь собран, серьезен, готов к борьбе. И голос его опять звучит веско и настойчиво:
— В том, чтобы организовать новый отдел, есть доля истины. Но отдел создается, когда есть идея и есть люди...
Шутка ли, сказанная во время, или четкая позиция президента, или все, вместе взятое, так повлияло на ход заседания? Но нет уже «игры в одни ворота», как нет и «ведущего бомбардира» — только одного президента. Вопросы уже задают докладчику члены президиума, гости — ответственные сотрудники министерств и ведомств, специально приглашенные на это заседание. Развернулся, наконец-то, деловой спор, широкий обмен мнениями, которого так добивался Патон, ведя, быть может, излишне резко, не щадя докладчика, заседание вначале...