— Но ведь в сегодняшнем разговоре он никаких вопросов не задавал.
— Еще бы ему их задавать! Все было гораздо проще, потому что он знает силу бумаги и весомость чернил, а ты нет. Для тебя это что? Орудия производства, с помощью которых ты фиксируешь свои гениальные догадки и сомнения. Схема событий, предшествовавших сегодняшней встрече, такова: Шеф с Бернадским пошли к директору и рассказали о злоключениях весьма одаренного и трудолюбивого вьюноши Жени Дейнеко. А пестование научной смены — еще один конек академика. Ты не присутствовал на собрании, когда зачитывали акт обследования института академической комиссией. А я был. И даже удосужился у парня из ОКБ выиграть в «морской бой». Целых два раза. На большее времени не хватило: слово взял Борис Евгеньевич. И запомнил я из этой речи кое-что дословно: «Нельзя забывать, что мы уже не молоды. Необходимо активней привлекать в науку талантливую молодежь, помогать ей постичь не только тайны науки, но и методы ее организации и управления». Звучит?
— Не только звучит, но и с делом не расходится.
— А коли так, могло ли руководство отдать на заклание такой талантливый кадр какому-то чиновнику от науки? Ты, поглощенный своими растрепанными чувствами и переживаниями, ничего не знаешь. А у меня информация точная.
— Ну и что?
— Да, хождения по диссертационным мукам определенно изнурили твои умственные способности. Я на месте директора еще подумал бы, стоит ли связывать с тобой такие радужные надежды.
— К счастью для науки, ты не на месте директора.
— Последнее замечание свидетельствует, что крохи интеллекта у Жени Дейнеко все же остались.
— А если серьезно?
— Ну, а серьезно, никто не хочет в наш век прослыть ретроградом и губителем научной мысли. Это не только не модно, но и чревато оргвыводами. Шутка ли, газеты пишут о научно-технической революции, об этом говорят во всех выступлениях. И вдруг в почтенном институте один из сотрудников — «губитель прогресса». Да не курьер, а ученый секретарь, то есть лицо, от которого зависит практическое воплощение всей научной политики в институте. Помнишь, что сказал Остап Бендер, когда били Паниковского? «Я человек завистливый, но тут завидовать нечему». Не знаю, какой путь прошло письмо нашего руководства в том институте, но не хотел бы я оказаться на месте ученого секретаря...
Дейнеко промолчал.
— Вот так-то, Женя. Он бумаги-то нынче вернул, дескать, составлены не по форме, чтобы хоть как-то оправдаться. Попади отзывы к нему лишь сегодня, никаких переделок не потребовалось бы.
— Ну, это ты зря! Отзывы действительно составлены не по форме. Я сравнивал с другими. Все же есть отклонения от стандарта.
— Как мы любим в деловых бумагах стандарт! Прямо жить без него не можем. Штаны на фабрике сошьют не по стандарту, это ничего. Прибор на заводе выдадут не в соответствии со стандартом, мы чертыхаемся и доводим его до рабочего состояния сами. А в деле, где необходим творческий подход, где без него все застынет, будь любезен, составь бумагу по форме. А если мысли твои легли на бумагу так, а не иначе? Если ты не можешь выразить свое мнение другими словами? Что тогда?
— Тогда подбери профессию, где не нужно составлять отзывы. Или уйди в литературу.
— Думаешь, на Парнасе нет стандартов?..
Пластинка кончилась. Эдита Пьеха наконец-то допела песенку о дождике на Неве, и в кафе установилась относительная тишина, прерываемая лишь стуком вилок и ножей, незначительными репликами: «Будьте добры, передайте горчицу», — и взрывающаяся вдруг пронзительным воплем раздатчицы: «На кухне, что, у вас солянка застряла?»
По проходу прошествовал Шеф с подносом, на котором возлежала традиционная отбивная. Он с облегчением поставил поднос на столик и сказал:
— Я не знал, что вы здесь. Искал вас, Женя. Мне только что звонили — ваша защита через месяц. Скоро предстоит пережить хлопотливый, но радостный день...
— Не такой уж радостный, — заметил Белогуренко. — Одно хорошо — банкет. Да и то для приглашенных. А диссертанту — одни муки. На защите перенервничает да и в ресторане как на иголках: хватит ли денег?
— Узнаю пессимиста Белогуренко... Все верно, Валя. Но для любого человека — это все равно большой день.
VII
