Её тело вгрызалось в стену.
Стена пошла трещинами, посыпалась штукатурка.
Или скорее, Сендзёгахара разрушала её.
— У-у, ууу.
Не крик, но стон.
Боли.
Но я по-прежнему ничего не видел.
Не видел ничего, кроме пришпиленной к стене Сендзёгахары. Однако Сендзёгахара определённо видела.
Краба.
Огромного краба.
Краба тяжести.
— Ну, что поделать. Какой нетерпеливый бог, мы ведь ещё не возвели ему молитвы. Какой добродушный парень, ну правда. У тебя тоже праздник какой?
— Э-эй, Ошино.
— Знаю, план меняется. А как ещё-то, ну, место располагает. Как по мне, с самого начала к этому шло, — с вздохом сказал Ошино и решительной и твёрдой походкой приблизился к распятой Сендзёгахаре.
Беззаботно.
А затем протянул руку.
И схватил нечто у самого лица Сендзёгахары.
Тихонько потянул.
— Вот так.
Ошино резким броском дзюдо со всей силы кинул об пол схваченное нечто. Не раздалось звука, пыль не поднялась. Однако это впечаталось также как Сендзёгахара, даже сильнее. А затем в мгновение ока Ошино живо придавил это ногой.
Попрал бога.
Довольно грубо.
Ни веры, ни почтения, настоящая наглость.
Пацифист, не считающийся с богами.
— …
Я видел лишь, как Ошино разыгрывает просто немыслимую одиночную пантомиму — стоит на одной ноге, искусно сохраняя равновесие, однако Сендзёгахара ясно видела это...
Словно перед ней открывалась сцена, достойная изумления.
Перед ней открылась сцена.
Однако в этот миг пришпиленную к стене Сендзёгахару перестало поддерживать, и она тут же рухнула на пол. Но висела она не особо высоко, да и веса у Сендзёгахары нет, так что падение оказалось не особо сильным, но оно было совершенно неожиданным, и она не успела подготовиться. Сильно ударилась ногами.
— В порядке? — обратился к Сендзёгахаре Ошино, пристально глядя себе под ногу.
Разглядывал словно приценивался.
Щурился, словно примерялся.
— Крабы, какими бы большими они не были, хотя скорее даже, чем больше, тем достаточней лишь перевернуть их, и они готовенькие. Знаешь, когда посмотришь на животных с такими плоскими телами и сверху, и сбоку, ничего, кроме как поставить на них ногу, не приходит в голову. Эй, а ты как думаешь?— вдруг обратился он ко мне. — Можем попробовать ещё раз с самого начала, но это займёт кучу времени. Как по мне, куда быстрее просто шмяк, и раздавить его.
— Быстрее... «шмяк», как звучит-то... Но разве она не всего лишь подняла на секунду лицо? А тут такое...
— Не тут такое. Этого вполне достаточно. В конце концов проблема только в отношении, если не получилось по-хорошему, остаётся только воспользоваться агрессией. Думаю, придётся всё разрешить как с демоном и кошкой. Коли слова не доходят, дойдут кулаки. Чем-то близко к политике. Ну, если я его раздавлю, то исчезнет форма проблем девочки. Лишь форма, такое полулечение всё равно, что скашивать сорняки, не выдёргивая корни. Хотя мой «напроломный» метод может и сработать...
— М-может сработать...
— К тому же, Арараги-кун, — лицо Ошино исказила жутковатая ухмылка. — Я жуть как не люблю крабов.
«Трудно есть», добавил он.
Добавил и ногой.
Надавил ногой.
— Подождите, — раздался из-за спины Ошино голос.
Не стоит и говорить, что это была Сендзёгахара.
Потирая разбитые колени, она поднялась.
— Пожалуйста, подождите, Ошино-сан.
— Подождать...
Взгляд Ошино сместился с меня на Сендзёгахару.
Его злобная ухмылка никуда не делась.
— Подождать чего, девочка?
— Я просто испугалась, — сказала Сендзёгахара. — Я смогу. Точно смогу.
— Хмм...
Ногу он не убрал.
По-прежнему попирал.
Но и не давил.
— Пожалуйста, дайте мне попробовать, — проговорила Сендзёгахара.
Проговорила Сендзёгахара и...
Сделала то, что я никак не ожидал от неё: встала на колени и положила руки на пол напротив того нечто, находящегося под ногой Ошино, а затем медленно и с почтением поклонилась.
Пала ниц.
Сендзёгахара Хитаги пала ниц.
Сама, никто ей об этом не говорил.
— Простите меня... — сперва извинилась она.
— И спасибо большое, — продолжила благодарностью.
— Но уже всё хорошо. Это мои чувства, мои мысли... моя память, я должна нести их. Их нельзя терять.
А затем...
— Пожалуйста. Прошу. Пожалуйста, верните мне мой вес, — просила она, словно молясь.
— Пожалуйста, верните мне мою маму.
Нога Ошино со стуком опустилась на пол.
Конечно, не из-за того, что он раздавил.
Просто оно ушло.
Хотя, если так говорить, то скорее вернулось к прежней форме, в которой одновременно есть и нет.