Я взял блокнот Хачикудзи и передал его Сендзёгахаре, однако та даже не шевельнулась. Она просто смотрела на протянутую руку таким холодным взглядом, который, кажется, уже перешёл точку замерзания.
— Ну что? Возьми.
— Как-то не хочу к тебе прикасаться.
Эх.
Снова привычные оскорбления, шикарно...
— Тогда просто возьми блокнот.
— Не хочу прикасаться к тому, чего касался ты.
— …
Ненавидит...
Сендзёгахара-сан меня ненавидит...
Вот так... А вот совсем недавно всё было так хорошо и дружно...
— Ясно-понятно... Тогда я прочитаю вслух. Э-эм...
Я зачитал адрес, написанный в блокноте. К счастью, там не оказалось каких-то сложных кандзи, и я смог нормально прочитать.
— Хм, — протянула она. — Знаю, где это.
— Это бы очень помогло.
— Вроде бы, надо пройти немного дальше моего старого дома. Хоть я не знаю тут всё досконально, но уверена, что почувствую, когда мы окажемся рядом. Что ж, вперёд?
С этим Сендзёгахара быстро развернулась и большими шагами направилась к выходу из парка. Я думал, она не станет вести ребёнка и изольёт ещё больше злословия, но она вдруг взялась за это... хотя, Сендзёгахара не представилась Хачикудзи, какой там, она даже не посмотрела на неё, наверное, всё-таки мои ожидания оправдались, и Сендзёгахара не любит детей. Или она же хотела «чем-то одним» отплатить мне, вот, наверное, и посчитала это моей просьбой.
Эх.
Коль так, то я всё проворонил...
— Ну ладно... Пошли, Хачикудзи.
— Э... Куда?
На лице Хачикудзи читалось непонимание.
Не смогла включиться в разговор?
— Так по адресу из блокнота. Вон та девушка знает, где это, и проводит нас. Круто же.
— А-а... Проводит, значит?
— М-м? Ты же потерялась, нет?
— Да, потерялась, — честно призналась Хачикудзи. — Потерявшаяся улитка.
— А? Улитка?
— Да, я...
Она потрясла головой.
— Я, ничего такого.
— Ну вот. Э-эм, тогда пошли догоним её. Её зовут Сендзёгахара. Соответствуя имени, с ней довольно трудно, но если попривыкнешь, то сама прекрасно поймёшь, что она на самом деле честный и хороший человек. Даже слишком честный.
— …
— Вот же. Пойдём быстрей.
Хачикудзи всё не двигалась, и я схватил её за руку и потянул, скорее даже поволок за Сендзёгахарой. Хачикудзи завывала словно морской котик или даже тюлень и пару раз чуть не падала, но следовала за мной.
Заберу горный велосипед позже.
Вот мы и покинули парк 浪白.
Так и не узнал, как это читается.
004
Немного отвлечёмся на рассказ о весенних каникулах.
Весенние каникулы.
На меня напал вампир.
Ну, не совсем напал, скорее я сам напоролся... да буквально напоролся на клыки, но как бы то ни было, в эпоху, когда мир освещён ослепляющим светом науки, на меня, Арараги Коёми, в самом захолустье Японии напал вампир.
Прекрасный демон.
Прекрасный настолько, что кровь стыла в жилах.
Испил мою кровь до дна.
Так я стал вампиром.
Звучит как шутка, но мне совсем не смешно.
Моё тело горело на солнце, страшилось крестов, слабело от чеснока и плавилось от святой воды, всё это в обмен на взрывные физические способности. А после моя жизнь обратилась адом. И вытащил меня из этого ада проходящий мимо мужик — Ошино Мэмэ. Вряд ли его можно назвать благоразумным взрослым: бродит с места на место, не имея постоянного дома. Он влёгкую усмирил вампира и все последствия его пребывания.
И я снова стал человеком.
Скромная часть тех способностей — вроде повышенной регенерации и метаболизма — у меня сохранилась, но к солнцу, крестам, чесноку и святой воде я теперь спокоен.
Ну, не особо впечатляющая история.
Даже не «жил он долго и счастливо».
Всё уже разрешилось и окончилось. Осталось лишь пара неудобств: раз в месяц у меня пьют кровь, и каждый раз острота зрения и тому подобное превышают человеческие, но это касается только меня, и вся моя оставшаяся жизнь уйдёт на разрешение этого.
А так, мне ещё повезло.
Всё-таки это продолжалось не дольше весенних каникул.
Лишь две недели ада.
У Сендзёгахары по-другому.
Сендзёгахара Хитаги.
Девушка, повстречавшая краба.
Больше двух лет она терпела искажённость тела.
Эта искажённость ограничивала большую часть её свободы.
Больше двух лет ада... даже не представляю её чувств.
Так что, наверное, неудивительно, что Сендзёгахара испытывает такую даже излишнюю благодарность ко мне... в любом случае искажённость тела могла разрешиться лишь вместе с искажённостью чувств, а ей так сложно что-либо изменить, потому и было практически недостижимо.
Чувства.
Душа.
О таком ни с кем не поговоришь, этого никто не поймёт. Проблемы души сковывают, а скорее даже вбивают клин между людьми, гораздо сильнее, чем любые трудности тела.