Я тут говорил «спокоен», но вот по утрам, когда солнечные лучи пробиваются в щель штор, до сих пор испытываю тот же страх.
Знаю я и ещё одного человека, старосту нашего с Сендзёгахарой класса, Ханэкаву Цубасу, она как и мы обязана Ошино... её случай продлился на пару дней короче моего, к тому же она потеряла память. В каком-то смысле у неё самое удачное положение. Тем не менее, покуда не упоминаешь об этом смысле, у Ханэкавы вовсе и не было никакого спасения...
— Здесь.
— А?
— Он был здесь. Мой старый дом.
— Дом...
Я поглядел, куда указывала Сендзёгахара, но там...
— Но тут дорога...
— Дорога.
Превосходное шоссе. Асфальт ещё свежий — выходит, его проложили совсем недавно. То есть, другими словами...
— Застроили?
— Перепланировка.
— Ты знала?
— Не знала.
— Где же всё удивление?
— Я не позволю своим чувствам излиться наружу.
Она реально и бровью не повела.
Но по тому, как она не отрываясь глядела на это место, можно прочитать то беспомощное чувство потери места, куда можно пойти.
— И правда... полностью переменилось. А ведь и года не прошло.
— …
— Как скучно.
Специально пришла сюда.
И пробормотала это.
Действительно скучно.
Всё равно, помимо «привыкания» к новой одежде, Сендзёгахара пришла сюда, преследуя одну важную цель, которую, можно сказать, сейчас выполнила.
Разворот.
Хачикудзи Маёй, спрятавшись за мою ногу, тихонько наблюдала за Сендзёгахарой. Словно из предосторожности, девочка до сих пор не проронила ни слова. Хоть и ребёнок, или именно потому, что она ребёнок, Хачикудзи интуитивно чувствовала в Сендзёгахаре большую, чем во мне, угрозу, поэтому уже какое-то время она мной, словно стеной, отгораживалась от Сендзёгахары. Ну, это видно невооружённым глазом: просто так люди не закрываются людьми друг от друга, к тому же она явно избегает даже глядеть на Сендзёгахару, так что я чувствую себя третьим лишним, хотя Сендзёгахара и сама полностью игнорирует Хачикудзи (когда говорила «сюда» или «пойдём здесь», то обращалась исключительно ко мне), так что обе хороши.
Ну и жутко же оказаться зажатым между этими двумя.
Однако, учитываю всю эту ситуацию, если спросить, думаю, Сендзёгахара ответит скорее «не знаю», чем «не люблю детей» или «мне трудно с детьми».
— Его продали, и я, конечно, не думала, что дом останется, но... проложить здесь дорогу. Навевает грусть.
— Ну... по-другому не бывает.
Мне оставалось лишь согласиться.
Не хватает воображения.
По всему пути от парка смешались старые и новые дороги, да и карта на стенде как-то сильно отличается от реальной разметки... Я здесь не особо-то ориентируюсь, так что уже как-то подрастерял весь свой пыл.
Ничего не поделаешь.
Города меняются, как и люди.
— Фух, — Сендзёгахара глубоко выдохнула. — Это заняло слишком много времени. Пойдём, Арараги-кун.
— М-м... Ты в порядке?
— В порядке.
— Ну хорошо. Пошли, Хачикудзи.
Хачикудзи молча глубоко кивнула.
...Наверное, думает, что голосом может выдать своё местонахождение Сендзёгахаре.
Мы пошли, я и Хачикудзи.
— Кстати, было бы неплохо, если б ты отпустила мою ногу, Хачикудзи. Идти же неудобно. Ты прям Дакко-тян25 какая-то.
— …
— Скажи что-нибудь. Хорош молчать.
Под моим давлением Хачикудзи наконец заговорила:
— Арараги-сан, я цепляюсь к твоей великанской ноге вовсе не потому, что мне этого хочется!
С силой отлепил её.
Оглушительное «чпок!» — могло бы прозвучать, но нет.
— Это жестоко! Я в PTA пожалуюсь!
— Э-э. PTA?
— PTA это суперорганизация! Любой несовершеннолетний бессилен против них, они тебя одним пальцем уделают!
— Пальцем? Боюсь-боюсь. Кстати, сама-то знаешь, что этот PTA значит?
— Э? Ну...
Хачикудзи снова замолкла — похоже, не знает.
Хотя я не лучше.
Ну, на этом закончим сей докучливый спор.
— PTA — это Parent-Teacher Assocaition. Означает собрание учителей и родителей, — ответила спереди Сендзёгахара. — Есть ещё из медицины «подкожная транслюминальная ангиопластика», но не думаю, что ты спрашивал об этом, так что собрания учителей и родителей верней.
— Э-э. У меня было смутное чувство, что здесь замешаны родители, но приплести сюда и учителей... Сендзёгахара, ты настоящий эрудит.
— Это просто ты полнейший профан, Арараги-кун.
— Про профана я не в силах возражать, но полнейший это уже лишнее...
— Правда? Тогда заменим на «ужаснейший».
Даже не обернулась.
Похоже, она немного не в настроении...
Сторонний человек вряд ли почувствует разницу между нынешней Сендзёгахарой и Сендзёгахарой, сыплющей свои обычные оскорбления, но я, после продолжительных душевых процедур её брани, каким-то образом уловил различие. И дело не в её словах. Просто обычно, или даже когда она в хорошем настроении, Сендзёгахара наседает куда сильнее.