— Значит, ты и сам осознаешь, что ты странный мужик и живёшь в развалинах...
Хотя, он, конечно, прав. Согласен. Сендзёгахара слишком легко согласилась, она же даже сама вызвалась, так что у меня не возникло особого беспокойства.
— Но ты-то ничего не сделаешь.
— Доверие это, конечно, хорошо, но надо же знать меру. Прими это за правило. Уютно и незаметно, ускользает от рассвета. Понимаешь? Даже если ничего не происходит, нужно иметь непробиваемое закрытое пространство, вместе же с кем-то места для этого становится всё меньше и меньше. Говорят, нет правил без исключений, однако исключения следуют из правил, вдобавок, если нет правила, нет и исключения, вот так. Ха-ха, я рассуждаю прямо как Староста-тян.
— М-м...
Ну... да.
Согласен.
Перед Сендзёгахарой извинюсь позже.
— Цундере-тян не доверяет мне настолько, насколько доверяешь ты. Она лишь временно доверилась, основываясь на твоём доверии, если что-то случится, вся ответственность ляжет на тебя, не забывай об этом. Да ничего я не сделаю. Не сделаю! Ох, опусти степлер, Цундере-тян!
— …
Степлер у неё ещё при себе.
Ну, от привычки в один день не избавишься.
— Фух... Внезапно. Цундере-тян была такой жуткой. Несравненная цундере. Э-эм, ладно... Эх, не люблю эти телефоны. Говорить неудобно.
— Говорить неудобно... Ошино, это уже даже слишком.
— Ну, дело такое, пока я тут серьёзно рассуждаю, ты можешь удобно развалиться где-нибудь, попивать сок и мангу почитывать, да сдалось такое.
— А ты на удивления чувствительный...
Хотя он, похоже, просто накручивает.
— Ладно, давай так. Я расскажу Цундере-тян, что делать с заблудшей коровой, а ты пока останешься там.
— Нормально, что я это узнаю из вторых рук?
— Если уж так говорить, то заблудшая корова сама по себе часть фольклора.
— Не, это... Тут не нужен какой-нибудь ритуал, как с Сендзёгахарой?..
— Нет. Внешне случаи, может, и схожи, но улитка не дотягивает до краба. Да и не бог она. Чудище, если так говорить. Скорее, своего рода призрак, чем чудилище или аномалия.
— Призрак?
Как по мне, все эти боги, чудища, чудилища и аномалии — одно и тоже, но я знаю, как важны для Ошино подобные различия.
Но... призрак.
— Призрак — один из видов ёкаев. Сама заблудшая корова не ограничена каким-то регионом, подобная странность встречается по всей Японии. Она незначительна, и хоть у неё много имён, изначально она всё же улитка. Э-эм, вот ещё, Арараги-кун. Насчёт «Хачикудзи», изначально так называли храм, расположенный в бамбуковой роще. Только вместо «восемьдесят девять» записывается через «лёгкий» и «бамбук». «淡竹寺». Кстати, знаешь ведь, что бамбук двух видов: чёрный бамбук и тропический? Кроме того, «破竹» из «破竹の勢い32» тоже читается «хачику». Это, конечно, не слишком связано, но замена на «восемьдесят девять» почти наверняка обычная игра слов. Арараги-кун, тебе известно о 88 храмах Сикоку или о 33 святынях Кинки?
— А... Ну, конечно.
Часто слышал.
— Думаю, даже ты должен знать. Ну, здесь лучше не различать известное и малоизвестное. «Хачикудзи» так сказать своего рода 89 храм, добавленный в этот перечень. Конечно, я говорил, что «восемьдесят девять» читается так же, как «чёрный бамбук», так что такой смысл принимается куда чаще, чем часть 88 храмов Сикоку.
— Хмм...
Так это связано с Сикоку?
Но Ханэкава говорила о Кансае.
— Да. — подтвердил Ошино. — Храм, избранный восемьдесят девятым, по большей части храм Кансая, в этом плане он ближе к 33 святыням Кинки, чем к 88 храмам Сикоку. Но здесь и начинается вся трагедия. Гляди, «八九» можно прочитать «яку», то есть место, которое приносит неудачу «厄». Не особо заманчивая приставка к названию храма.
— Э?.. О, вначале я тоже прочитал «八九» как «яку», а не как «хачику»... Но тут же не такой смысл?
— К удивлению такой. Слова могут творить страшное. Даже без намерения так определилось. Можно назвать это силой слов, и подобные обороты зачастую даже слишком просто найти. Ну, как бы то ни было, такое объяснения разлетелось по умам, и постепенно Хачикудзи перестало использоваться. Храм, предназначенный стать восемьдесят девятым, разрушили почти до основания во время антибуддистких выступлений, сохранилась от силы четверть святилища, и кажется мне, все эти остатки, которые должны были стать Хачикудзи, сейчас практически не отыскать.
— …
Объяснение у него даже чересчур уместное, благодаря этому, конечно, всё понятно, но расскажи кому другому — сразу такое стеснение появляется...
К тому же, вряд ли интернет-поисковик найдёт хоть малую часть этого, так что придётся принять всё это на веру.
Но это же ещё не всё?