Её нет, пока на неё не посмотрят, наблюдатель и наблюдаемый объект. Ханэкава наверняка смогла бы красочно, метафорически и с помощью знаний науки объяснить это, но я так не умею, Сендзёгахара, наверное, смогла бы, но сама ни за что не выскажется.
Ладно.
Новая информация, в общем, знания.
Конечно, я с местностью не знаком, и со мной улитка могла брести сколько угодно, даже Сендзёгахару, которая не видит её, смогла запутать и до кучи сигнал мобильника обрубила. В итоге цель мы могли бы искать бесконечно.
Но.
То, чего она не знает, она не знает.
Хотя, даже если и знает, то соотнести не может.
Вот, перепланировка, например.
За десять лет, да даже за прошлый год городской пейзаж изменился до неузнаваемости; ни окольных путей, ни коротких дорог и ни по прямой...
Если избирать маршрут только по новым дорогам, то странность вроде заблудшей коровы не сможет соотнести их.
Странность не копит годы, девочка-странность сколько бы времени ни прошло останется девочкой, вот так.
Никогда не повзрослеет...
«Я такая же»
Десять лет назад Хачикудзи была в пятом классе начальной школы... То есть, если упорядочить временные рамки, Хачикудзи Маёй, по сути, старше меня и Сендзёгахары, однако рассказывала она о своих шалостях в школе, словно это было вчера, в широком смысле этапных воспоминаний у неё нет.
Нет.
Нету.
Потому, потому что.
Лить новое вино в старые мехи, так говорят.
Этот паршивец Ошино видит всё насквозь, и хоть ни разу и не видел Хачикудзи, хоть ничего толком о ней и не слышал, да даже об этом городе почти ничего не знает, но смеет говорить, будто знает всё.
Хотя, результат оказался успешным.
В общем, мы словно в лотерее Амиды как могли выбирали дороги с новым чёрным асфальтом и избегали дорог со старым покрытием; по пути мы прошли по дороге, в которую превратился старый дом Сендзёгахары, и вот спустя час.
От того парка путь не занял бы и десяти минут — если по прямой, то там где-то метров пятьсот — у нас же это заняло больше часа...
Дошли к месту.
Дошли, но.
Здесь самый настоящий пустырь.
— Всё это неправильно...
Да.
С такими изменениями в городском пейзаже и дорогах, было бы слишком удобно, если б цель нашего путешествия нисколько не изменилась. С момента изменений не прошло и года, а даже дом Сендзёгахары превратился в дорогу. Этот план сам по себе остался бы лишь пустым рассуждением, если б к этому дому не вело новых дорог. Возможность изменений можно было предугадать с самого начала, но тем не менее, если бы мы изначально не могли это хорошо закончить, это потеряло бы всяческий смысл. Всё было бы тщетно. Если это напрасно, то напрасно всё.
Ничто в этом мире не проходит гладко.
Желания не сбываются.
Если цели пути заблудшей коровы уже нет, то неужели она правда вынуждена вечно скитаться, вечно блуждать, бесконечно нарезать круги... оставаться улиткой?
Ужасно.
Ошино.
Этот поганец в психоделической гавайской рубахе наверняка предвидел и такой исход, такой конец. Так может, он поэтому специально...
Ошино Мэмэ такой непостоянный, такой развязный в разговоре, он ни за что не понапутствует, никогда не ответит на то, о чём не спрашивали. И пальцем не пошевелит, если его не попросишь, и даже если попросишь не всегда.
Со спокойным сердцем не скажет то, что должен сказать.
— У-уа.
Я услышал рядом всхлипы Хачикудзи.
Ошеломлённый такой реальностью, я понял, что совсем позабыл о Хачикудзи и тут же повернулся к ней — она плакала.
Голову не опустила, смотрела прямо.
Смотрела на то, что было домом, на пустырь.
— У-у-а-а-а-а...
А затем.
Хачикудзи пробежала мимо меня.
— Я дома! Я вернулась!
Ошино.
Как должное, как само собой предвидел такой конец, такой исход.
Не говорит то, что должен говорить.
Я хотел, чтоб он мне всё рассказал с самого начала.
Что же увидела Хачикудзи, когда наконец добралась?
Я и Сендзёгахара видели здесь только обычный пустырь; место полностью изменилось, но что же увидела Хачикудзи Маёй, когда взглянула туда?
Что там появилось?
Ни застройка, ни снос не имеют никакого значения.
Даже время.
Фигура девочки с огромным рюкзаком за спиной мгновенно подёрнулась дымкой, стала размываться, истончаться... не успел я и глазом моргнуть, как она исчезла.
Не вижу.
Нет ничего.
Но она сказала «я дома». Это уже не дом её матери, с которой она рассталась, шла она совсем не сюда, но она сказала «я дома».