Это всё объясняет.
Поэтому она так сильно отреагировала на белую робу Ошино.
Для не особо разбирающейся в этом Сендзёгахары что синто, что секта — всё едино.
— Дрянной священник...
— Если только смотреть со стороны буддизма. Существуют религии, проповедующие братоубийства. Всё относительно. Но попытался... значит, не смог?
— Я ударила его шиповкой по голове.
— Смело.
— У него изо лба потекла кровь... Он скорчился от боли.
— И ты спаслась?
— Спаслась.
— Разве это не хорошо?
— Но моя мать даже не собиралась мне помочь.
Всё так же глядя в сторону.
Сендзёгахара равнодушно.
Равнодушно отвечала.
— Даже наоборот... Она отругала меня.
— И всё?
— Нет... Я ранила их лидера... и мою маму...
— Её наказали? — закончил Ошино за неё.
Можно было догадаться и без него, однако это произвело на Сендзёгахару впечатление.
— Да, — послушно подтвердила она.
— Её дочь ранила лидера... Неудивительно.
— Да. Поэтому всё имущество: дом, землю... вплоть до долгов, мы обанкротились. Полностью... Полностью обанкротились, тем не менее наше крушение всё продолжается. Она продолжает.
— Чем твоя мама сейчас занимается?
— Не знаю.
— Наверняка знаешь.
— Наверное, всё ещё продолжает верить.
— Продолжает.
— Не учится на ошибках... как бесстыдно.
— И тебе больно?
— Больно.
— Почему больно? Разве она теперь не посторонний человек?
— Я много думаю. Если бы я тогда... если бы я не сопротивлялась, то, наверное... всего это бы не случилось.
Всё бы осталось на месте.
Осталось бы.
— Думаешь?
— Да, думаю.
— Правда так думаешь?
— Думаю...
— Тогда вот что, девочка. Твои мысли, — проговорил Ошино. — Как бы ни было тяжело, я должна нести эту ношу. Нельзя передать её кому-то другому.
— Кому-то другому...
— Не опускай глаз... Отверзни очи и гляди.
А затем...
Ошино открыл глаза.
И Сендзёгахара вслед за ним.
Свечи по углам.
Огонь заколыхался.
И тени.
Тени трёх людей заколыхались.
Туда-сюда.
Туда... сюда.
— АААААААА! — закричала Сендзёгахара.
Она приподняла лицо лишь чуть-чуть, но глаза её едва не вылезли из орбит, её затрясло... по всему телу мгновенно выступил пот.
Она паниковала.
Сендзёгахара.
— Видишь что-то? — спросил Ошино.
— В-вижу. Как и тогда... Тот же огромный краб. Вижу краба.
— Вот как. А я вот ничего не вижу, — Ошино впервые обернулся и прямо ко мне. — Арараги-кун, что-нибудь видишь?
— Не вижу...
Вижу, но только...
Мерцание свечей.
И колыхание теней.
Такого не вижу.
Не могу заметить.
— Ничего... не вижу.
— Ну так, — Ошино повернулся к Сендзёгахаре. — Ты правда видишь краба, которого нет?
— Д-да... Чётко. Вижу. Я.
— Это не мираж?
— Не мираж... он настоящий.
— Отлично. Тогда...
Ошино проследил за взглядом Сендзёгахары.
Словно там было что-то.
Словно там что-то есть.
— Тогда разве ты не должна кое-что ему сказать?
— Должна сказать...
Тогда.
Она о чём-то задумалась...
Хотя я и не думаю, что она это намеренно сделала...
Сендзёгахара подняла голову.
Должно быть, ситуация...
Место стало слишком невыносимым.
Наверное, лишь это.
Но обстоятельства стали неважны.
Людские обстоятельства.
В этот момент Сендзёгахара полетела спиной вперёд.
Летела.
Словно у неё практически нет веса, и её ноги совершенно не касались пола, с огромной скоростью она летела от алтаря по классу, пока не ударилась в доску объявлений.
Ударилась...
И не падала.
Не падала.
Словно пришпиленная.
Словно распятая.
— С-сендзёгахара!
— Нет, ну правда. Я же говорил прикрывать её, Арараги-кун. Как обычно прошляпил, когда ты нужен. Твои способности не для того, чтоб ты тут истуканом стоял, — посетовал Ошино.
Но скорость была такая, что я и глазом моргнуть не успел, что тут сделать-то.
Сендзёгахару вдавливало в доску объявлений, словно гравитация сменила свой вектор.
Её тело вгрызалось в стену.
Стена пошла трещинами, посыпалась штукатурка.
Или скорее, Сендзёгахара разрушала её.
— У-у, ууу.
Не крик, но стон.
Боли.
Но я по-прежнему ничего не видел.
Не видел ничего, кроме пришпиленной к стене Сендзёгахары. Однако Сендзёгахара определённо видела.
Краба.
Огромного краба.
Краба тяжести.
— Ну, что поделать. Какой нетерпеливый бог, мы же ещё не возвели ему молитвы. Какой добродушный парень, ну правда. У тебя тоже праздник какой?
— Э-эй, Ошино.
— Знаю, план меняется. А как ещё-то, ну, место располагает. Как по мне, с самого начала к этому шло, — с вздохом сказал Ошино и решительной и твёрдой походкой приблизился к распятой Сендзёгахаре.
Беззаботно.
А затем протянул руку.
И схватил нечто у самого лица Сендзёгахары.
Тихонько потянул.
— Вот так.
Ошино резким броском дзюдо со всей силы кинул об пол схваченное нечто. Не раздалось звука, пыль не поднялась. Однако это впечаталось так же, как Сендзёгахара, даже сильнее. А затем в мгновение ока Ошино живо придавил это ногой.
Попрал бога.
Довольно грубо.
Ни веры, ни почтения, настоящая наглость.
Пацифист, не считающийся с богами.
— …
Я видел лишь, как Ошино разыгрывает просто немыслимую одиночную пантомиму — стоит на одной ноге, искусно сохраняя равновесие, однако Сендзёгахара ясно видела это...
Словно перед ней открывалась сцена, достойная изумления.
Перед ней открылась сцена.
Однако в этот миг пришпиленную к стене Сендзёгахару перестало поддерживать, и она тут же рухнула на пол. Но висела она не особо высоко, да и веса у Сендзёгахары нет, так что падение оказалось не особо сильным, но оно было совершенно неожиданным, и она не успела подготовиться. Сильно ударилась ногами.
— В порядке? — обратился к Сендзёгахаре Ошино, пристально глядя себе под ногу.
Разглядывал, словно приценивался.
Щурился, словно примерялся.
— Крабы, какими бы большими они не были, хотя скорее даже, чем больше, тем достаточней лишь перевернуть их, и они готовенькие. Знаешь, когда посмотришь на животных с такими плоскими телами и сверху, и сбоку, ничего, кроме как поставить на них ногу, не приходит в голову. Эй, а ты как думаешь? — вдруг обратился он ко мне. — Можем попробовать ещё раз с самого начала, но это займёт кучу времени. Как по мне, куда быстрее просто шмяк, и раздавить его.
— Быстрее... «шмяк», как звучит-то... Но разве она не всего лишь подняла на секунду лицо? А тут такое...
— Не тут такое. Этого вполне достаточно. В конце концов проблема только в отношении, если не получилось по-хорошему, остаётся только воспользоваться агрессией. Думаю, придётся всё разрешить как с демоном и кошкой. Коли слова не доходят, дойдут кулаки. Чем-то близко к политике. Ну, если я его раздавлю, то исчезнет форма проблем девочки. Лишь форма, такое полулечение всё равно, что скашивать сорняки, не выдёргивая корни. Хотя мой «напроломный» метод может и сработать...
— М-может сработать...
— К тому же, Арараги-кун, — лицо Ошино исказила жутковатая ухмылка. — Я жуть как не люблю крабов.
«Трудно есть», — добавил он.
Добавил и ногой.
Надавил ногой.
— Подождите, — раздался из-за спины Ошино голос.