— Ну, приходила. Но уже ушла.
— Ты её позвал, Арараги-кун? Ох право, Ханэкава-сан ведь живёт здесь. Она могла бы помочь.
— Нет, никого я не звал. Она просто мимо проходила. Как ты.
— Хм-м. Как я?
«Как я», — повторила Сендзёгахара.
— Как-то неожиданно, всё так наложилось друг на друга. Ханэкава-сан что-нибудь сказала?
— Например?
— Что-нибудь.
— Да нет, ничего. Пара слов... Потрепала Хачикудзи по голове, библиотека... Нет, не в библиотеку, но куда-то ушла.
— Потрепала по голове, значит. Хм-м. Ясно... Неужели и Ханэкава-сан такая?
— А? Любит детей? В отличие от тебя.
— Мы, конечно, разные с Ханэкавой-сан. Да, неодинаковые. Разные... Что ж, прошу меня извинить, Арараги-кун.
Сендзёгахара резко приблизила своё лицо к моему. Я задумался, что же она делает, но, похоже, она принюхивается ко мне. Ну, не ко мне, возможно, она...
— Хм.
Вернулась в прежнее положение.
— Не похоже, что тут была любовная сцена.
— Чего? Ты проверяла не крутил ли я с Ханэкавой? Судить о такой по силе запаха... Ну ты даёшь.
— Не только. Теперь я знаю твой запах, Арараги-кун. Предупреждаю, с этого момента все твои передвижения находятся под моим надзором.
— Это вообще реально?..
Ну, вообще, не думаю, что нормальные люди способны на такое, и даже Сендзёгахаре с её повышенным обонянием не превзойти их. Хм... Пока Сендзёгахары не было, мы с Хачикудзи успели два раза подраться, разве на мне не должен остаться её запах? Сендзёгахара никак на это не высказалась. Она уже видела один раз, наверное, сопоставила... А может, Хачикудзи использует шампунь без запаха. Ну, всё равно это неважно.
— Так Ошино всё тебе рассказал, Сендзёгахара? Говори скорей, как нам проводить её до дома?
Слова Ошино на самом деле глубоко запали мне в голову: «...если только Цундере-тян, в смысле Сендзёгахара, послушно расскажет тебе».
Потому я, естественно, поспешил расспросить Сендзёгахару; Хачикудзи с тревогой глядела на неё.
— Всё наоборот, — ответила Сендзёгахара. — Арараги-кун. Мне, похоже, следует извиниться перед тобой, так сказал Ошино-сан.
— А? Ты съезжаешь с темы на полпути? Да ты реально мастер изменять направление разговора. Наоборот? Следует извиниться?
— По словам Ошино-сана, — как ни в чём не бывало продолжала Сендзёгахара. — Истина была одна, но результат изменился, когда появилось два видения. Уже нельзя судить, чьё видение правильное, ведь твою правоту не доказать в этом мире.
— …
— Но неправильно и просто признать свою неправоту. Он и правда... проницателен.
Ненавижу.
Такое.
— Но... О чём ты? В смысле, не ты, Ошино. Что-то я не особо углядываю связи...
— Освободиться от улитки, от заблудшей коровы, очень просто, Арараги-кун. Если описать словами, очень просто. Ошино-сан сказал так: покуда идёшь с улиткой, блуждаешь, оставишь улитку — перестанешь блуждать. Вот.
— Теряешься, потому что идёшь с улиткой?
Настолько просто, что я не особо понимаю.
Такое ощущение, будто чего-то не хватает. Похоже, Ошино сам что-то опустил. Я взглянул на Хачикудзи, она никак не отреагировала. Однако по её плотно сжатым губам можно понять, что слова Сендзёгахары всё-таки подействовали на неё.
Ничего не сказала.
— Не нужно никого изгонять и никому молиться. Это не одержимость и не преграда. Так же, как и у меня с крабом. И тут же, человек, ставший целью, приближается к странности. Более того, это происходит не неосознанно или подсознательно, это твёрдый выбор. Человек сам идёт с улиткой. По собственному желанию следует за ней. И потому теряется. Так что, Арараги-кун, если оставишь улитку, всё придёт в норму.
— Не я же, а Хачикудзи. Но разве это не странно? Хачикудзи ни за что бы не пошла за улиткой — ей просто незачем хотеть этого.
— Потому-то и всё наоборот.
Обычный ровный тон Сендзёгахары нисколько не изменился. И как обычно в нём нельзя было прочитать признаки каких-либо эмоций.
Эмоций не отражало и лицо.
Однако казалось, что она расстроена.
Очень расстроена.
— Странность заблудшей коровы это не когда не можешь дойти, это когда не можешь вернуться.
— В-вернуться?
— Она закрывает только обратный путь, не все.
Не прийти, вернуться?
Вернуться... Куда?
Домой?
Прийти повидаться?
— Э, но что это значит? Нет, я понял о чём ты, но дом Хачикудзи... Хачикудзи же не возвращается к себе домой? Всё-таки она идёт в дом Цунаде...
— Поэтому я и должна извиниться перед тобой, Арараги-кун. Но позволь мне оправдаться. Я делала это не из злобы... И даже не нарочно. Я думала, что это я, именно я ошибаюсь.
— …
Не понимаю, о чём она.
Но чую, смысл здесь есть.
— А что ты хотел? Я больше двух лет не была нормальной. Только на прошлой неделе смогла вернуться к обычной жизни. Если что-то происходит, я буду винить только себя.
— Эй... Сендзёгахара.
— Так же, как и краб, заблудшая корова не появляется просто-то так. Поэтому она и появилась перед тобой, Арараги-кун.
— Нет же, улитка появилась не передо мной, а Хачикуди...
— Хачикудзи-тян, да?
— …
— Вот что, Арараги-кун. В День матери ты чувствовал себя неуютно, поссорился с младшими сёстрами и теперь не хочешь возвращаться домой. Только этот ребёнок, Хачикудзи-тян...
Сендзёгахара указала на Хачикудзи.
Или хотела указать.
Указала она в совершенно другом направлении.
— Я не вижу её.
Потрясённый, я неосознанно посмотрел на Хачикудзи.
Маленькая, смышлёная на вид девочка.
Чёлка по брови, два хвостика.
За спиной огроменный рюкзак...
Чем-то правда похожа на улитку.
007
Давным-давно... Ну, на самом деле не так давно, всего-то десять лет назад. Одна супружеская пара решила порвать свои отношения. Муж и жена. Двое обручённых. Им все завидовали и не верили в их счастье, однако брак этой пары, заключённый больше десяти лет назад, длился недолго.
Не думаю, что дело в том, хорошо это или плохо.
Это обычно.
И как обычно бывает была у них маленькая дочка, и по решению спора, которое не терпело возражений, дочку забрал к себе отец.
В конечном счёте всё усугубилось настолько, что они наверняка поубивали бы друг друга, проживи ещё хотя бы год под одной крышей. Их брак подошёл скорее к краху, чем к концу, и мать под напором отца дала слово больше никогда не видеться с дочерью. С законом это не было связано.
Дала слово полупротив воли.
Но дочка задумалась.
Правда ли против воли?
Также под напором отца дав слово никогда не видеться с матерью, дочка думала — если мама так ненавидит папу, которого так любила, то не стала ли она ненавидеть и дочку? Если нет, то почему она поклялась в таком? Если полупротив воли, то что же оставшаяся половина? Но она должна спросить об этом и себя. Она тоже дала слово никогда не видеться.
Вот так.
Хоть она и её мать.
Хоть она и её дочь.
Их отношения не смогли продлиться долго.
Против воли или нет, данное слово уже не вернуть. Дочка осознала, что бесстыдно грустить лишь о себе самой, и научила её этому не кто иная, как её мать.
Забрал отец.
Сменила фамилию матери.
Но эти мысли никуда не исчезли.
Не исчезла и грусть.
Время, когда все одинаково добры.
По жестокому добры.
Прошло время, дочке уже одиннадцать лет.
Она была поражена.
Дочка больше не помнила лица своей мамы, нет, это не значит, что она не могла его вспомнить. Она с лёгкостью могла вызвать в памяти это лицо. Однако дочка уже не была уверена действительно ли оно принадлежит её маме.
С фотографиями то же самое.
На фотографиях матери, сохранённых в тайне от отца, дочка не узнавала в сфотографированной женщине свою маму.