— Убрала бы «просто».
— Ничего не поменялось!
— М-м? Старая подруга младшей младшей сестры, значит… Выходит, у вас есть младшие сёстры, Арараги-сэмпай… Как минимум две.
— Ч!
Как я мог!
Раскрыл этой юрийщице информацию про своих младших сестёр!
— Хохохо… Вот как, сестрёнка Арараги-сэмпая… Хо, хохо, хохохо. Интересно, насколько они на вас похожи…
— Какие-то странные у тебя мысли… Эй, что это за грязная улыбочка у тебя на лице?! И с такой улыбочкой ты смотришь на человека, которому поклялась самоотверженно служить?!
Кстати.
В некоторой степени мы похожи.
— Ладно, Арараги-сэмпай, конечно же, я не трону ваших младших сестрёнок. Мне как раз плюнуть соблазнить какую-нибудь девочку, будь она даже чей-нибудь сестрёнкой, но пока мы так близки с вами, Арараги-сэмпай, мне это не нужно.
— Ты угрожаешь так?!
— Угрожаю? Ай-ай, какое бесчестное заявление. Если я услышу что-нибудь настолько шокирующее от любимого Арараги-сэмпая, боюсь, моё бедное сердце не выдержит, и я даже не знаю, что сделаю тогда. Ну, Арараги-сэмпай, нет ничего другого, что бы вы хотели сказать мне?
— Кх…
Повлияла…
«Нынешняя» Сендзёгахара действительно начала влиять на эту кохай!..
И влияние далеко не положительное!
— Ох, что-то у меня грудь затекла из-за бега. Помассировал бы кто.
— Я, по-твоему, что-то потеряю от этого?!
— Шутки в сторону, — сказала Камбару, посерьёзнев. — Арараги-сэмпай, я, конечно, не против помочь, но это ведь связано со вчерашним?
— Ну, да.
— То самое?
— Ага…
— Эхех.
Камбару передёрнула плечами. Она поднесла левую руку ко лбу, но остановилась и поднесла правую.
— Похоже, права была Сендзёгахара-сэмпай когда говорила, что вы добры к любому. Ну, когда сталкерила за вами, я и сама хорошо прочувствовала это, но видеть это прямо перед собой… Совсем другое ощущение.
— Камбару…
— Сендзёгахара-сэмпай говорила, что чувство благодарности сразу исчезает.
— …
— Хорошо. Просто мысли вслух. Нет, просто с языка сорвалось. Пойдёмте, Арараги-сэмпай. Если не поспешим, она может уже закончить своё дело.
Дело.
Дело в покинутом храме.
— А… точно.
Мы вместе ступили на лестницу, по которой поднимались вчера.
Сегодня Камбару не взяла меня за руку.
— Эй, Камбару?
— Чего?
— Ты думала о будущем?
— Будущем… До случившегося с рукой, я думала поступить в университет со спортивной рекомендацией, но сейчас уже не выйдет. Буду сдавать экзамены как все.
— Вот как.
Её левая рука излечится к двадцати годам. Для семнадцатилетней Камбару это будут тяжёлые, длинные три года.
— Я конкретно не решила в какой университет пойду, но лучше бы тот, где сильная баскетбольная команда, наверное, всё-таки спортивный институт.
— Не думала поступать туда же, куда и Сендзёгахара?
— Вы собираетесь?
— Если честно… Только Сендзёгахаре не говори, — сказал я.
Камбару кивнула.
Послушная милашка-кохай. Досадно признавать, но всё как Ханэкава и сказала… Иметь такую милую кохай весьма приятно.
— С твоей подготовкой же можешь поступить туда же, куда и Сендзёгахара?
— Я бы так не сказала. Я из тех, кто всего добивается упорством, а сейчас у меня всё уходит на поддержание нынешнего уровня.
— Понятно. Но…
— К тому же… — продолжала Камбару. — Не всегда же идти вслед за Сендзёгахарой-сэмпай.
— …
Какое изменение мыслей.
Совсем не в её стиле заявление… Хотя, может, мои расчёты были слишком поверхностными, и я неправильно рассудил о ней. Но в прошлом месяце, когда мы только встретились, Камбару была сосредоточена лишь на том, чтобы идти вслед за Сендзёгахарой Хитаги…
Неужели что-то изменилось?
Из-за странности.
Странности это не всегда плохо.
Они изначально далеки от хорошего или плохого.
— Ну, что бы я ни выбрала, я хочу и после выпуска поддерживать отношения с вами и Сендзёгахарой-сэмпай. Я бы хотела, чтоб мы вдвоём, то есть, втроём встретились в последний раз для памятной фотографии.
— Последний раз…
— Или последний раз, когда я буду глядеть на ваши образы в ночном небе…
— Это же значит, что мы умерли!
Отвратный последний раз.
Или скорее просто отвратная история.
— Есть у меня одноклассница, Ханэкава.
— Гм.
— Знаешь её?
— Нет, не довелось.
— Ну, она же на год старше… Но довольно известная. У неё лучшие оценки в школе. С самого первого года она не уступала первое место в рейтинге, само воплощение отличницы. Она прямо как шутка какая-то. Недавно она мне сказала, что даже заняла первое место в стране на предварительных экзаменах. И она училась в одной средней школе с тобой и Сендзёгахарой.
— Вот как? Невероятный человек…
— Но этот невероятный человек не собирается никуда поступать.
— Вот как…
— Она хочет посмотреть мир, потому отправится в путешествие. В этом ничего такого, но что-то в голове засело… А, если что, это секрет. Поднимется переполох, если в школе узнают.
— Ясно… Но тут есть над чем задуматься. Сама Наоэцу, можно сказать, практически не оставляет выбора, кроме как поступать дальше… Удивительно, что она так легко выбрала свернуть с пути.
— Не знаю, так ли легко. Но она, похоже, настроена решительно.
Наверное, из-за того, что путь уже знакомый, мы поднялись и дошли до храма раньше, чем вчера.
Естественно, как и вчера, храм стоит в руинах.
Вдали виднеется оберег на главной часовне. В субботу я давал Шинобу свою кровь, так что зоркость у меня поднялась, благодаря чему я чётко вижу письмена, написанные красными чернилами на обереге.
Единственное отличие от вчерашнего.
— …
Когда я вдруг оглянулся на неё, Камбару уже стало плохо. Но не так, как вчера, говорила она нормально, но выглядела уставшей.
Всё как вчера.
Нет, даже хуже, чем вчера.
Это не из-за взбирания по лестнице.
И это не болезнь.
Как только мы ступили на территорию храма, как только прошли через тории.
— Эй, Камбару…
— Я в порядке. Лучше поспешите.
Камбару, однако, стойко сказала мне идти вперёд и не останавливаться. Ей явно было тяжело. Я попытался что-то сказать, но в итоге последовал словам Камбару. Здесь важнее побыстрее закончить это дело.
В этом храме.
Что-то есть.
Что-то, что становится причиной слабости Камбару.
Изначально это поручение Ошино.
Просьба Ошино ни за что не окажется приятной работёнкой.
— Сэнгоку!
Неосознанно выкрикнул я её имя, как только увидел, как она в штанах и с длинными рукавами, в глубокой фуражке, с поясной сумкой согнулась перед большим камнем в углу храма. Приводить сюда Камбару оказалось бессмысленным.
Но я не мог не крикнуть.
Левой рукой Сэнгоку держала змею.
А правой резец.
Змея, которую она прижала к камню…
Была ещё жива.
Но скоро умрёт.
— Стой, Сэнгоку!
— А…
Сэнгоку посмотрела на меня.
Она приподняла козырёк фуражки резцом.
Сэнгоку Надэко вгляделась в меня.
— Братик Коёми…
Ты.
Ты всё ещё так меня зовёшь…
Пронеслась в моей голове эта мысль, словно я тёмный герой, ступивший в нескончаемые распутства, из-за одного просчёта на пути справедливости, и, испытав многие трудности сожалений, что слышал и говорил, ставший наконец во главе организации тьмы, и посреди бесконечных неописуемых бесчинств однажды встретивший товарища из времён, когда стоял на пути справедливости, и он позвал меня так же, как и в те давние времена.
004
— Змеевервие, — мрачно проговорил после некоторых раздумий Ошино, словно нечто неприятное.