Я заметил Ханэкаву в школьной форме в выходной и окликнул её.
По-простому.
Однако тут же замялся.
На пол-лица бредущей Ханэкавы Цубасы красовалась большая белая марлевая повязка.
Рана.
Откуда?
Однако лицо это не та часть тела, которую скроешь. К тому же, марля закрывает именно левую часть лица, что-то это уже говорит.
Или я слишком много думаю?
Неужели эти кровавые весенние каникулы приучили меня к таким диким ассоциациям? Большинство людей правши, так что если один человек ударит другого по лицу, то удар придётся именно на левую сторону, так же? Но не думаю, что рана нанесена умело. Весьма маловероятно, что третьеклассница старшей школы Ханэкава вчера после занятий где-то упала на тренировке…
Пока я раздумывал.
Ханэкава тоже заметила меня.
— А.
Она окликнула меня и подошла.
Как обычно дружелюбна.
— Яху-у, Арараги-кун.
— Яху-у…
— М-м. А.
У Ханэкавы на лице отобразилась неудача.
На самом деле сейчас эта история кажется совершенно невероятной, с обычным человеком такое будет неизбежно, но такую тактичность Ханэкавы я бы назвал большим провалом.
Нет, наверное, назвал бы успехом.
Даже большим успехом.
Всё-таки тогда Ханэкава не хотела, отчаянно не хотела думать о повязке на лице, потому...
Как обычно окликнула меня, как обычно, не беспокоясь о повязке, это большой успех «мастерства» Ханэкавы.
Но если в целом, то, конечно, провал.
Я попытался как-то сделать вид, что ничего нет, — притвориться будто не заметил провала Ханэкавы, соответственно и с ответом затупил. Месяц назад я постоянно глупил при разговоре с Ханэкавой. Ханэкава всегда соответствовала.
Но.
В этот раз это было невозможно.
— Ты добрый, Арараги-кун, — проговорила Ханэкава. — Добрый, хороший человек.
Да.
Ещё тогда мне так сказали.
Ханэкава сказала.
— Пройдёмся, немного, — пригласила меня она.
Причины отказаться не было.
Или скорее, не за чем отказываться. Ханэкава никогда так меня не приглашала — наверное, тогда ей хотелось компании.
Только не быть одной.
Так что она не пригласила именно меня, любой бы подошёл ей.
Тогда я просто оказался рядом.
Не сказал бы, что в данной ситуации я подходящий собеседник — будь Ханэкава хоть на чуточку поспокойнее, она бы не выбрала меня. В отличие от Хачикудзи Маёй, с которой мы встретимся позже, я не такой умелый слушатель. Легко вовлекаюсь, эмоции овладевают, я не могу смолчать и перебиваю или прерываю собеседника.
Однако Ханэкава так хорошо рассказывает, что полностью компенсирует это. Потому даже в такой сложной ситуации всё не настолько проблемно, и можно чего-то уловить. Я шёл, толкая велик, и слушал Ханэкаву Цубасу.
Во-первых.
У Ханэкавы Цубасы нет отца.
Конечно, биологически отец у неё есть, но социально она родилась у матери-одиночки. Местонахождение отца до сих пор неизвестно. Выяснять она не намерена, но, боюсь, даже если начнёт искать, то это не выйдет из сферы домыслов, слишком много уже времени утекло.
Цубаса.
Так её назвали.
Это слово несёт смысл «помогать», «спасать». Защитит, словно птица закроет крыльями свои яйца или птенцов…
«Помога».
«Рачительная».
Ни одно из этих слов я не знал.
Однако тот, кто должен быть спасён, это не сам человек, которого зовут Цубаса. И мать с такой надеждой дала ей это имя.
Дала ей задание.
В то время фамилия была другая.
Той фамилии я не слышал.
Или она не рассказала.
Ханэкава попыталась сказать, но я остановил. Она сразу догадалась, кивнула и продолжила говорить.
Вскоре после рождения дочери мать Ханэкавы вышла замуж.
Впервые.
В любом случае нужны были деньги. В одиночку очень сложно растить дочь. Рассказ событий практически двадцатилетней давности, общественный строй тогда ещё был далёк от совершенства. Даже я понимаю, насколько ужасно жить матери-одиночке без чьей-то поддержки.
Мать.
Отец.
Однако после свадьбы её мать вскоре покончила с собой.
Брак, рассчитанный на деньги, мгновенно рухнул. Она изначально была эмоционально тонким человеком. И теперь прочувствовала всю боль жизни вместе с чужим человеком — Ханэкава от матери-одиночки перешла к отцу-одиночке.
Неродному.
Однако всё же отцу.
Фамилия этого отца тоже не Ханэкава.
Той фамилии я не знаю.
Не успела мать покончить с собой, как неродной отец решил жениться во второй раз. Тогда Ханэкава была ещё не в том возрасте, чтобы чувствовать что-то по этому поводу — во всяком случае семья так же состояла из трёх людей. И теперь она оказалась в положении, где оба родителя неродные.
Даже не представляю, какие у неё были эмоции.