А ведьма, меж тем, хохоча, с нескрываемым удовольствием выделывала различные кульбиты в воздухе. Она развлекалась, веселя и немного пугая множество непонятно откуда прилетевших в этот сон смешных и пушистых белокрылых ворон. К удивлению Василия, были эти вороны цвета новогоднего снега в заповедных нетронутых местах западной оконечности Вестбинского королевства. Для тех, кому не повезло побывать в этом райском уголке, я напишу, что снег там ослепительно, просто до самого явного неприличия, белый.
Так вот, эти странным образом появившиеся в таком количестве белые вороны сидели на ветках столетнего дуба так, как будто они только этим всю жизнь и занимались. К тому же они покачивались из стороны в сторону в такт какой-то веселой мелодии. Были эти вороны слегка хмельны и весьма довольны своей жизнью. Казалось, ничего не может расстроить их и испортить настроение: им все нравилось.
А ведьма кружила по замысловатой траектории, и ее одежда сменилась. Теперь на ней оказались рваные черные чулки разной длины, невообразимые черные лаковые туфли с золотыми пряжками, синяя кофта в мелкую белую крапинку и огромная, почти безразмерная тоже синяя юбка с нарисованным на ней белым цветком. Из-под юбки неспешно вылетали снежные комья причудливых очертаний. Они плавно и торжественно опускались на землю, а как только достигали земли, сразу же превращались в смешных снеговиков. Целая армия смешных снеговиков двигалась по лесу с огромными метлами, расчищая лесные дорожки. Некоторые снежные комья неожиданно распадались в воздухе на хоровод невесомых снежинок, переливающихся множеством цветов. Василий подумал, что вот этого точно не бывает, забывая про волшебные законы сна. До того все казалось реальным и нереальным одновременно.
Василий ошарашенно смотрел на магического персонажа своего сна и все не переставал удивляться, как это она, такая огромная, может свободно летать. Про себя он окрестил ведьму весьма характерно, в своем оригинальном стиле: «Синь в белую крапинку».
Хорек Василий тоже решил попробовать взлететь, и вроде бы ему это даже почти удалось. Помахав маленькими лапками, он взлетел на одно мгновение, но уже через секунду плюхнулся на землю, — что-то неведомое тянуло его к земле даже во сне. Не удавалось ему парить над лесами, полями и озерами. Да что там парить, и нескольких метров пролететь не получалось. Василий опять пытался взлететь, снова мгновение держался налету, и опять все заканчивалось падением. Земля или какая-то магическая сила не хотела отпускать хорька-пешехода даже в короткий полет.
Василий снова и снова падал в мокрый снег, но абсолютно не чувствовал ни холода, ни сырости. Каким-то чудесным образом хорек оставался сухим. «Сухой снег», — реалистично рассудил Василий. А на самом деле, он просто был в сказке. И совсем не в реалистичной, потому что сказка ночного сна не может быть реалистичной по определению. По ее добрым законам никто не промокнет ни от моросящего дождя, ни от падающего с небес снега, если только сам этого не захочет.
Оглядевшись, Василий заметил, что его удивительный сон полон небывалых разнокалиберных птиц. Они кружили неподалеку от ведьмы, навевая что-то нездешнее, веселое и праздничное.
Одна веселая ворона подлетела к Василию близко-близко, и, ничего не боясь, смешно покачала клювом из стороны в сторону. Крылатая путешественница была совсем не похожа на обычную серую несуразность, которую принято называть вороной. Она опустилась на ветку рядом с хорьком и зевнула. Василий почувствовал, что его случайная знакомая в меру хмельная, но удивительно милая и приятная.
Пушистость выглядела смешной и не совсем подходящей как для обычной серой лесной вороны, так и для сказочной ослепительно-белой птицы. Но у сна свои законы, не подчиняющиеся скучным законам земной логики. Было в этой птице что-то нездешнее, привлекающее и манящее, почти волшебное. Пушистая ворона летала вверх и вниз, совершала кульбиты в воздухе, причем над самой головой обалдевшего от всех чудес хорька Василия, зачарованно смотревшего на нее. Затем белая и пушистая ворона зависла в воздухе и, покачивалась над мордочкой Василия, растягивая звуки, произнесла:
— Ни-и-зя-я… ни-и-зя-я… Василий, во-от ведь че-его удума-ал… не-е-е уле-та-а-ай… не-е-е улета-а-ай… ни-и-зя-я… не уле-е-та-ай…
Лесное Эхо было тут как тут и все повторяло: «Тай, тай, тай…»
— Ты что такое вообще и с чем тебя едят, маленькая и пушистая несуразность с крыльями вороны? — иронично спросил Василий, поднимая мордочку и постепенно приходя в привычное философское настроение.