Тяжело поднимаясь и повторяя какие-то словеса на незнакомом диалекте, ведьма подошла к немало удивленному всем этим магическим безобразием Василию и так спокойно и буднично, совсем даже не по-сонному и не по-сказочному невозмутимо произнесла тихим зловещим голосом:
— Все-таки, как не кинь и как не прикинь, а мы с тобою, Василий, пешеходы по природе своей изначальной. И это очень правильно. В чем-то, даже, и мудро. Но не об этом я хотела тебе сказать. Ох, беда мне с вами, поэтами и философами, и этой вашей вредной въедливой и бесконечной ученостью. О чем это я. Ага, вот. Просто запомни главное: все будет необычайно хорошо. Замечательно и чудесно. Просто сказочно. Но не сразу. Совсем-совсем не сразу. Знай: пройдет время, пройдут неспешной вереницей сезоны извечного природного цикла мироздания — и у тебя все получится. Но до этого пройдут дожди и снега…
Ведьма внезапно замолчала, чихнула пару раз и мгновенно растворилась в воздухе, словно ее и не было никогда здесь. Вместе с ней пропали все марширующие снеговики, исчез снег и куда-то улетели все птицы. Просто время для доброй сказки прошло. Имеет время такое противное свойство — покидать нас навсегда. Ведьме хотелось остаться в этом сне с хорьком, но было пора в другие сны, миры и измерения. Работа у нее такая — везде успеть.
А хорек Василий вновь оказался в осеннем лесу, так и не зная, что же еще должно пройти по магическому плану исчезнувшей волшебницы, кроме дождей и снегов, до того замечательного момента, когда все будет хорошо.
Шесть танцующих солнц сменились одной неподвижной луной в холодной небесной дали, и почти всю оставшуюся ночь Василий бродил по чащобе и что-то мучительно искал, но так ничего не находил. Лес был загадочен и абсолютно пуст. Никого, ни одной живой души в этой части сна хорька Василия не было. Вдруг появился густой туман, и хорек Василий абсолютно не понимал, где он находится. Он все бродил по незнакомым закоулкам и не мог найти дорогу домой.
Извилистые тропинки то поднимались вверх по высоким холмам, то падали, уводя к низинам. Дорожки то расширялись, то сужались до абсолютного безобразия, постоянно переходили одна в другую и вели по каким-то странным и одиноким полянам. Лишь где-то недостижимо далеко, едва слышно и печально, завывал незнакомый ветер-пришелец из далеких и совсем не сказочных мест. Но это был уже другой сон.
А Василий продолжал носиться по лесным дорожкам, которые вели его то вверх, то вниз. Но хорек особо не замечал все повороты дороги: в голове у него звучал голос ведьмы: все будет хорошо… но не сразу… совсем, совсем не сразу…
А потом и этот сон пропал почти перед самым пробуждением. И вместо цветной зимней сказки была только одна черная бездна, в которую Василий падал и все не мог достичь дна. Уши закладывало от скорости падения, но абсолютно ничего не было видно. Ему казалось, что ничего уже и не будет после этого — навсегда останется пустота и бесконечное падение…
В эту ночь особенно много снов прилетело в Дальний Лес. Пришел красивый сон и к ежику, мечтающему о полете, и даже к выдренку Константину — сон о странствиях и поисках счастья. Причем сон Константина был вещим — предстояла ему дальняя дорога за счастьем, но об этом расскажет другая сказка.
У ежика эта ночь тоже прошла необычайно нервно. Он все время вставал и прохаживался по своей норке, будто искал что-то. Затем пил березовый сок, снова ложился в свою новую дизайнерскую кроватку и так и эдак, но ничего не получалось. Было ему как-то беспокойно, поэтому и уснул он не сразу, уже почти на рассвете. К нему пришел сон не менее экзотический, чем к Василию. Сон красивый и удивительный, вот только какой-то спокойный и неспешный. Может, поэтому он и шел так долго сквозь освещенный отблесками лунного света сумрачный сказочный лес, степенно блуждая по бесчисленным и бесконечным извилистым тропам сказочных мест.
Ему приснилась вроде бы совсем простая история про стаю перелетных, вольно летящих дизайнерских котомок. Они стремительно покидали родной Далекий Лес, выстроившись клином на исходе ясного осеннего дня. По иронии, направлялись они в холодные просторы Лапландии на свои благоустроенные «зимние квартиры». Почему котомки вздумали лететь именно в это время, на самом исходе осеннего дня и непременно на север, а не на юг или юго-восток, как все приличные и хорошо воспитанные перелетные птицы средней полосы европейской безбрежности, ежик даже и представить не мог. Но он провожал их удивительно нежно и трогательно, сильно махая вслед улетающей стае дизайнерских котомок левой лапкой до тех пор, пока последняя медленно летящая котомка из его первой серии совсем не скрылась из виду.