Выбрать главу

Он покачал головой и слегка улыбнулся.

— Нет, — ответил он, — остаюсь.

Офицер решил, что понял причину.

— А… ясно, — сказал он; затем подошел ближе, подмигнул ему и зашептал фамильярно, как единомышленнику: — Небось, надоели вам эти экскурсии хуже горькой редьки. Ничего удивительного. Спросите Таню, на главной площади, там у двери медведь на цепи сидит — не промахнетесь. Попозже, может, и я подойду. Только не забудьте — отплываем с рассветом.

Стив молча посмотрел на офицера, точно тот говорил на чужом языке.

Тихо застучал мотор, и баркас заскользил прочь по водной глади — огни города отражались в ней, как в черной лакированной коже. Стивен глядел ему вслед, пока ночь и открытый океан за волноломом не поглотили красный фонарь на корме. Потом повернулся и зашагал обратно в город, который увидел сегодня первый раз в жизни.

Ноги несли его туда словно по собственной воле; он походил на человека, идущего во сне. Он не замечал ни шума, ни огней, ни вечерней толпы вокруг. Его невидящие глаза, в которых застыл вопрос, были устремлены вперед, в пустоту.

Какой-то ремесленник вцепился ему в рукав, заискивающе залопотал что-то, пытаясь увлечь его к освещенной двери, откуда лились звуки балалайки. Он заметил прикованного у входа медвежонка — встав на задние лапы, зверь выпрашивал у прохожих подачку. Он стряхнул с себя руку зазывалы. «Нет, — сказал он, — нет». Потом, точно вспомнив благодаря этому о своей главной цели, подал знак проезжающим мимо дрожкам, маленькой коляске с одной лошадью — на таких ездили в России до войны.

Он уселся в экипаж, и кучер вопросительно обернулся к нему. Стивен Ботилье показал прямо вперед.

— Туда, — скомандовал он.

Современная, европейская часть города уступила место более старой и более характерной. Вместо электрических фонарей здесь горели масляные, желто-зеленые, — едва ли не по одному на квартал. Дома стали по-восточному скрытными, вдоль мостовой тянулись глухие стены, огораживающие внутренние дворики. Тут витал дух прошлого, и с каждым поворотом он словно все больше и больше узнавал эти места.

Вдруг он обратился к кучеру на языке, который не был английским. Однако других языков он не знал и удивился, откуда взялись эти слова.

— Торопись, — сказал он, — мне надо купить розу у старой цветочницы, что торгует у фонтана, а она уходит домой в десять.

Когда они выехали к фонтану по длинной кривой аллее, она уже сворачивала свою подстилку и собирала бидоны.

— Марьюшка, — сказал он, наклонясь, — самую лучшую белую розу во всей Данубии — только одну. Ты приберегла ее для меня?

Беззубая старуха испуганно посмотрела на него и перекрестилась.

— Марьюшкой звали мою бабку, — пробормотала она, — а я Аннушка. — Потом выбрала прекрасную белую розу и дрожащей рукой протянула ему.

Звякнули о булыжник монеты, и дрожки покатили дальше.

Вскоре они покинули город и начали подниматься в холмы. Последние дома и последние мостовые остались позади. Фонари тоже — теперь путь им освещала только луна, топазово-желтая, огромная, как тележное колесо. Впереди замаячила развилка.

— Туда, — снова произнес он, указывая направо.

Кучер тревожно огляделся по сторонам.

— Эта дорога ведет мимо усадьбы Мораватов. Там мы ничего не найдем…

— Там мы найдем все, — мягко сказал Стивен Ботилье. Одной рукой он держал розу за стебель, другой бережно придерживал ее головку, чтобы лепестки не облетели от тряски.

Слева вынырнула десятифутовая каменная стена — она потянулась вдоль дороги, и конца ей было не видно. Верхушки деревьев за ней походили на плюмажи охраняющих ее воинов. В воздухе поплыл аромат роз, множества роз из какого-то тайного сада неподалеку.

— Владения Мораватов, — осторожно сообщил кучер, словно само упоминание этого имени было небезопасным.

Они миновали ворота — Стивен мельком заметил в глубине за ними большой приземистый дом, голубеющий в лунном свете. С той стороны ворот была сторожевая будка, и на стук колес оттуда выскочил часовой с карабином под мышкой. Вытянув шею, он подозрительным взглядом проводил их дрожки, накренившиеся на повороте в облаке пыли, голубой в лунных лучах.

Кучер стегал лошадь, стараясь развить максимальную скорость.

— Не гони! — крикнул Стивен. — Иначе пропустим место! Где-то здесь есть калитка, заросшая виноградом…

Кучер захныкал:

— Товарищ, не надо туда ходить — вы попадете в беду! И я тоже, если помогу вам в этом…

— На тебе за риск. — Стив бросил ему деньги. — А теперь остановись — она где-то рядом. Потом съедешь с дороги и будешь ждать вон под теми деревьями. А когда услышишь мой свист, вернешься и заберешь нас: я буду не один.

Он вылез из коляски и подождал, пока та скроется в густом лесном мраке неподалеку. Он слышал печальные, сокрушенные вздохи кучера. Вдали, на одной из городских колоколен, пробило полночь.

Он повернулся и медленно пошел вдоль обочины, бережно держа розу на сгибе локтя. На белой стене впереди было пятно зелени, на лунном свету казавшейся черной. Дойдя до него, он сунул в листву руку и принялся выстукивать стену за толстым слоем виноградных лоз. Вскоре глухие звуки сменились более отчетливыми — под его рукой был уже не камень, а дерево. Он разорвал плотную завесу, и дождь мелких листочков осыпал его, как черное конфетти; под укрытием обнаружилась низкая, узкая, очень старая на вид деревянная калитка. Он провел рукой по ее краю, словно нащупывая что-то. Небольшой грушевидный выступ подсказал ему, где находилась прежде замочная скважина.

Вдруг, точно вспомнив о чем-то важном, он присел на корточки у самой стены и начал копать сырую землю голыми руками. Затем поднял палку и стал помогать себе ею. Когда его рука ушла в почву по запястье, он вынул из ямы какой-то предмет, похожий на кость. Он стряхнул с него прилипшие комья — и предмет оказался большим ключом. Потом ему пришлось заняться очисткой скважины, забитой вековым мусором.

Наконец он вставил туда ключ, напрягся. Замок долго не хотел поддаваться. Потом что-то громко заскрипело, щелкнуло, и калитка выскочила из стены наружу, как будто ей вдруг стало тесно в своем проеме.

Стивен достал платок, аккуратно вытер перепачканные землей пальцы, поднял отложенную в сторону розу; затем нагнул голову и вошел внутрь, прикрыв за собой калитку. Там он зашагал по усыпанной чистым песком дорожке — одной среди целого множества других, — ни разу не замешкавшись на повороте или развилке. В глубине огромного частного парка распростер крылья хозяйский дом, похожий на низкую голубую скалу. В воздухе витал аромат роз, смешанный с более острым запахом сосен. Где-то поблизости, в невидимом пруду или бассейне, лениво плеснула хвостом рыба. Над его головой сияла одинокая звезда, которую он заметил с верхушки Башни Черепов. Он поднял к ней лицо, и его губы беззвучно шепнули: «Помоги мне».

Вдруг над чернильно-черными кустами замаячил низкий купол, голубой, как и дом, но гораздо ближе Он пошел туда, миновал проход в кустах и вскоре достиг небольшой открытой беседки, которая представляла собой просто круглую крышу на шести колоннах. Теперь он ступил в тень; лунный свет голубой лентой опоясывал всю сцену. На мраморной скамье в беседке кто-то сидел — абсолютно неподвижно, словно прислушиваясь к звуку его шагов. В темноте эту фигуру можно было принять за статую.

Он резко остановился и заговорил, тихо промолвил:

— Я не напугал тебя?

Фигура пошевелилась, с легким шелестом платья шагнула к нему, и девичий голос сказал на его родном, английском языке:

— Разве мог ты напугать меня, Стивен, ведь я так хорошо знаю твои шаги и жду тебя здесь вот уже полчаса! — Единственный намек на акцент слышался в том, как она произносила имя «Стивен» — у нее выходило «Стефен».

Он протянул ей розу, и обе ее руки встретились с его руками — получился как бы двойной узел с розой посередине. Он сказал:

— Это самая лучшая роза в Данубии — за пределами этих садов. У тебя их здесь тысячи, я знаю; но их я не могу тебе подарить.