— Да и я вам…
Благодарности приятно вспоминать потом, но они отнимают время, когда надо заниматься делом.
— Трогайтесь, Пат!
Они ушли.
Оставшись наедине с мертвецом, я перешагнул через него, присел перед сейфом и принялся разгребать письма и документы, ища под ними фотографии. Фотографий не оказалось. Одно отделение сейфа было заперто.
Я обыскал труп. Ключа не нашел. Запертое отделение было не очень прочным, но и я не лучший медвежатник Запада. Пришлось повозиться.
То, что я искал, лежало там. Толстая связка негативов. Стопка отпечатков — с полсотни.
Я стал перебирать их, отыскивая снимки сестер Банброк. Надо было прикарманить их, пока не вернулся Пат. Я не знал, на каком месте он упрется.
Мне не повезло — слишком долго я взламывал отделение. Я успел просмотреть только шесть отпечатков из стопки, когда он вернулся. Эти шесть были… довольно поганые.
— Так, с этим все, — проворчал Пат, войдя в комнату. — Сдал ее Дику. Элвуд мертв, а также единственный негр из тех, кого я видел наверху. Все остальные, кажется, удрали. Полицейские не появились — так что я вызвал целый фургон.
Я поднялся, держа связку негативов в одной руке, отпечатки в другой.
— А это еще что? — спросил он.
Я снова насел на него.
— Фотографии. Пат, ты только что оказал мне большую услугу, и я не такая свинья, чтобы просить еще об одной. Но я хочу кое-что тебе обрисовать. Я нарисую тебе картинку, а ты уж сам ее назовешь.
Вот это, — я помахал карточками, — Хейдорова кормежка — за эти фотографии он получал или собирался получать деньги. Это фотографии людей, Пат, по большей части девушек и женщин, и среди них есть довольно гнусные.
Если в завтрашних газетах напишут, что в доме после перестрелки была найдена пачка фотографий, то в послезавтрашних будет длинный список самоубийц и еще более длинный — пропавших. Если в газетах ничего не напишут о фотографиях, списки могут быть короче, но ненамного. Кое-кто из сфотографированных знает, что здесь есть их снимки. Они решат, что полиция должна их искать. Действие этих фотографий мы знаем — чтобы избавиться от них, две женщины покончили с собой. У нас динамит в руках, Пат, и промолчат о нем газеты или напишут — он взорвет не одного человека и не одну семью.
Но допустим, Пат, газеты скажут, что перед тем, как ты застрелил Хейдора, ему удалось сжечь кучу бумаг и фотографий, от них остался только пепел. Нельзя ли предположить, что тогда самоубийств не будет? И что некоторые исчезновения последних месяцев прояснятся? Вот тебе картинка, Пат, — назови ее сам.
Вспоминая об этом, я думаю, что никогда в жизни не был так красноречив.
Но Пат не аплодировал мне. Он меня изругал. Изругал подробно, желчно и с таким чувством, что стало ясно: я выиграл еще очко в моей маленькой игре. Он обзывал меня такими словами, каких я никогда не выслушивал от человека, сделанного из костей и мяса, — иначе говоря, от того, кого можно треснуть.
Когда он кончил, мы отнесли в соседнюю комнату бумаги, фотографии и книжку с адресами, лежавшую в сейфе, и положили в маленькую железную печку. К тому времени, когда наверху раздались голоса и шаги полицейских, все это превратилось в золу.
— Ну, это уже точно последнее! — объявил Пат, когда мы кончили нашу работу. — И больше ты ни о чем не попросишь, доживи хоть до тысячи лет.
— Точно, последнее, — откликнулся я.
Мне нравится Пат. Он правильный малый. Шестым снимком в пачке был снимок его жены — бесшабашной, огнеглазой дочки кофейного магната.
Флетчер Флора
(Fletcher Flora)
ВАРИАЦИИ НА СТАРУЮ ТЕМУ
(Переводчик В. Бабков)
— Странно это, — сказал Маркус.
Бобо Фуллер, демонстративно отодвинувшийся на самый край сиденья, угрюмо смотрел из окошка полицейского автомобиля на уплывающие назад дома. Машин на дороге было немного, а они ехали медленно и даже сирену не включили. Для Фуллера это было нарушением установленной процедуры, чуть ли не оскорблением приличий. Он думал, что полицейские должны нестись на место убийства под вой сирены и на полной скорости. Но Маркус, к сожалению, считал это привилегией «скорой помощи» и пожарных. В конце концов, особой спешки и не было. Опередившие их патрульные должны были проследить, чтобы все осталось нетронутым, а труп мог и полежать. На гонки у него не хватает нервов, пояснил Маркус, а от воя сирен болит голова.
— Почему странно? — спросил Фуллер.
— Как я понял, — сказал Маркус, — этот парень по фамилии Дрейпер спал утром у себя в постели, а кто-то вошел и зарезал его.
— Ну и что тут странного? С виду все просто.
— «Странно» не в том смысле. Это произошло со странным парнем, который жил в странном месте. Вот я о чем.
— Спасибо за информацию. — В голосе Фуллера прозвучала легкая нотка сарказма, хотя он явно не осмеливался позволить своему недовольству перейти в вызов. — Был он женат, этот Дрейпер?
— Был.
— И где была жена, когда его зарезали?
— Хороший вопрос, Фуллер. При первой возможности мы у нее поинтересуемся.
Тем временем они свернули на широкий бульвар с приподнятой разделительной полосой, заросшей мятликом и какими-то вечнозелеными кустиками. Здесь были в основном жилые здания и гостиницы. Они остановили машину перед отелем «Саутуорт» и вышли. Несмотря на бронзовую табличку с названием и большой тент над входом, заведение совсем не выглядело «странным». Маркус имел в виду лишь то, что «Саутуорт», без сомнения, дорогой отель. Очередным подтверждением этого была и великолепная форма швейцара, распахнувшего перед ними дверь.
— Нам на шестой этаж, — через плечо бросил Маркус Фуллеру, шедшему за ним по пятам, и двинулся через вестибюль к лифту. — Поедем сразу туда.
Поднявшись на нужный этаж, они прошли по коридору и свернули за угол, чтобы попасть в номер 519. Маркус отворил дверь, уже слегка приоткрытую, и ступил в маленькую прихожую, граничащую с ванной, которая была сразу направо. Сделав еще несколько шагов, он вошел в спальню двухкомнатного номера. Там, тоже справа, придвинутая изголовьем вплотную к внутренней стене ванной, стояла широкая кровать. У кровати, глядя вниз, точно завороженный смертью и мыслями о потустороннем мире, застыл седой, сухощавый человечек; из бокового кармана его пиджака торчал стетоскоп. Инструмент был только украшением, чем-то вроде профессиональной эмблемы. Седой человечек в нем не нуждался, поскольку тот, кто лежал на кровати, объект его пристального внимания, был не живее ножа, торчащего из мягкой впадины у основания его шеи. Крови вытекло много — она залила белую шелковую пижаму мертвеца и большим пятном расползлась по белым хлопчатобумажным простыням. Седой человечек посмотрел на Маркуса странно сердитым взглядом.
— Здравствуйте, Маркус, — сказал он. — Что-то вы поздновато.
Маркус обогнул кровать и остановился в узком проходе, отделяющем ее от стены. Фуллер никуда не пошел; с нарочито рассеянным выражением он смотрел на труп из-за спины медэксперта. Втайне Фуллер стыдился того, что вид и запах крови вызывают у него тошноту.
— Со мной это бывает. — Посмотрев в мертвые глаза, Маркус подавил в себе желание закрыть их. — Крови порядочно, а?
— Обычное дело, когда человеку перерезают глотку.
— Давно он умер?
— Через несколько секунд после того, как его закололи.
— А когда его закололи?
— Недавно. Часов около девяти. Обнаружили почти сразу.
— Кто его обнаружил?
— Откуда мне знать? Я только выношу заключения о смерти. А расследование — ваша головная боль, Маркус.
— Согласен. Он спал, когда это произошло, спал на спине. Как тот, кто это сделал, попал сюда? Замок на двери защелкивается автоматически, когда ее закрывают. Без ключа его снаружи не открыть. Я у вас ничего не спрашиваю, док. Вы уже сказали, что расследование — моя головная боль.
Пожертвовав носовым платком, Маркус наклонился над телом и с легким чувством брезгливости вынул нож. При этом он постарался сохранить отпечатки пальцев, которых наверняка там не было.