— И для кого сейчас?
— Пока ни для кого. Я действую сейчас без лишнего шума, пока не соберу достаточно материала. Тогда осчастливлю какой-нибудь иллюстрированный журнал или еженедельник. Продам им все разом и заплачу за квартиру.
— А чем именно вы сейчас занимаетесь? То есть я не хочу вынюхивать, как вы там работаете. И все-таки интересно.
Макальбин хлебнул вина.
— Это хорошо, Нэн. Знаете, столько девчонок встречаешь — что здесь, что за границей, — которым совершенно наплевать, чем ты занимаешься. Любые разговоры о работе нагоняют на них скуку. Не то чтобы они были такими уж домашними. Нет, просто дуры, и все тут. Когда мужчине исполняется тридцать лет — а именно это случилось со мной три недели назад, — ему, как считает общество, пора пустить корни. Тем не менее я не вижу никаких причин пускать корни, особенно с какой-нибудь дурой.
— Вы, очевидно, не женаты.
— Нет. Редкая женщина смогла бы приспособиться к моему кочевому образу жизни, — сказал Макальбин. — Я живу так уже шесть лет, почти семь, с тех пор как вернулся из армии. У меня есть одержимость — и я говорю это вам потому, что вы, по-моему, из тех исключительных девушек, которые могут понять, — я буквально одержим желанием докопаться до истины. Иногда истина для людей болезненна, а порой даже фатальна. Но это не должно останавливать. Истина — она вроде факела, и его огонь надо поддерживать.
— Да, это я понимаю, Рой. — Нэн дотронулась до щеки и улыбнулась. — Мало найдется таких храбрых мужчин, как вы. Прямо как мой отец.
Макальбин ухмыльнулся.
— В самом деле? Только не как мой. Правда, мне трудно судить. Родители мной особенно не интересовались. Я, можно сказать, сирота.
— Как жаль.
— Это всего лишь истина. Жалеть тут не о чем.
— Мне действительно интересно, чем вы занимаетесь, Рой, — сказала девушка. — Если хотите рассказать о вашем нынешнем деле, я буду рада послушать. Порой при такой работе, как у вас, бывает, я думаю, довольно одиноко.
— Ну, — начал Макальбин, — это не брачный скандал и не мафиозные дела. Это даже не политика. И все же, сдается мне, есть тут ниточка, за которую надо потянуть. Видите ли, был я пару недель назад в Сан-Франциско и видел выставку новых работ вашей Бабули Гудволлер. Я был во Фриско всего лишь проездом, даже знакомых своих там не собирался навещать. Они-то все еще думают, что я по ту сторону Тихого океана или что-то вроде этого. Как бы там ни было, Нэн, я разглядывал эти картины, и тут меня поразила одна вещь. Не понимаю, почему никто до сих пор не заметил. Возможно, потому, что Бабуля Гудволлер занимает в изобразительном искусстве Америки своеобразное место: не то чтобы настоящий живописец, но и не просто какая-то там коммерческая художница. Примитивистка — это да, но очень популярная. Очень богатая.
— И что вы заметили? — спросила Нэн, наклоняясь к нему.
— Эти картины — подделки, — ответил Макальбин.
Нэн выпрямилась и нахмурилась.
— Вы думаете, кто-то торгует фальшивыми картинами Бабули Гудволлер?
— Сначала я так и подумал. Тогда я осторожно, обиняками, расспросил работников галереи. Это очень солидное художественное заведение на Постстрит, и я выяснил, что картины они получают из Пэксвилла, штат Коннектикут, из художественной галереи городка для престарелых, в распоряжении которой уже несколько лет находится вся продукция Бабули.
— Но, Рой, — сказала милая девушка, — что бы это могло значить?
— Если я прав, — ответил он, — а я разбираюсь в живописи в достаточной степени, чтобы быть в этом уверенным, — это значит, что в Пэксвилле творятся странные вещи. Видите ли, Нэн, мне уже приходилось писать о подделке произведений искусства, хотя тогда речь шла о старых мастерах. Я убежден, что дюжина полотен, которые я видел во Фриско, фальшивки. Как и большинство тех, что выставлены в художественной галерее Бримстоуна, где мы с вами нынче утром и познакомились.
У Нэн перехватило дыхание.
— И что, по-вашему, за всем этим кроется, Рой?
— Возможно, всего лишь то, что Бабуля — ведь ей уже за девяносто — просто потеряла былую производительность и, чтобы выполнять все заказы, завела подручного. — Макальбин откинулся на спинку стула, и на его полном лице заиграли отблески огня. — Однако, Нэн, я приехал сюда потому, что мне пришла в голову другая версия.
— И в чем она заключается?
— Это пэксвилльское заведение — целиком частное. Я проверил. Еще я выяснил, что у Бабули Гудволлер нет близких родственников. А что, если старушку хватил удар, и она больше не может рисовать? — Макальбин провел краем бокала по подбородку. — Или предположим — самое интригующее, — что королева американского примитивизма взяла да и померла. В интересах тех, кто связан с Пэксвиллом, делать вид, будто она по-прежнему жива.
— Жуть какая, — промолвила девушка. — Зачем кому-то могло понадобиться выдавать Бабулю за живую, если она умерла?
— Пока Бабулины произведения исправно сходят с конвейера, в Пэксвилл исправно текут денежки. Казуэлл и парочка его приятелей заправляют фирмой, которая занимается сбытом работ Бабули. У них, знаете, лицензия на использование ее произведений для открыток и календарей.
— Да, и в моем подарочном магазине они есть. — Нэн положила свою изящную руку на стол. — Пожалуй, то, о чем вы говорите, не лишено правдоподобия. И все равно, просто не верится, что кто-то способен на такую мерзость. А что думают другие люди, с которыми вы обсуждали вашу версию?
— Я не особенно доверчив, — тихо сказал Макальбин. — Как правило.
— Что ж, очень лестно, что вы доверились мне. Жутковатая у вас гипотеза.
— Не просто гипотеза. Пару дней назад, когда я наведывался в Пэксвилл, я стянул там мастихин и чашку, которые якобы принадлежат Бабуле. Когда я здесь все закончу, я отошлю их в Вашингтон проверить на отпечатки — а отпечатки там есть.
— Ясно, — сказала Нэн. — И сколько вы еще здесь пробудете?
— Мне по-прежнему хочется осмотреть в Пэксвилле Бабулин коттедж, — ответил Макальбин. — А поскольку я стараюсь не исключать никаких возможностей, я даже попробую взглянуть на саму Бабулю.
— Не исключено, что я смогу вам помочь.
— Даже так?
Девушка снова нахмурилась.
— Я все обдумаю и дам вам знать, — сказала она.
— Я слишком долго говорил тут о своей персоне, — сказал Макальбин. — Ваша очередь, Нэн. Расскажите о себе.
Закусив губу, девушка посмотрела на свои ладони. Затем подняла голову и улыбнулась:
— Ну, хорошо, Рой…
Назавтра день выдался сухой и ясный. В десять утра Нэн позвонила Макальбину. Тот сидел на краешке кровати в номере гостиницы «Бримстоун» и делал заметки в одном из тех дешевеньких блокнотов, которыми так любил пользоваться.
— Думаю, я смогу вам помочь, — сказала девушка.
Макальбин машинально написал ее имя на полях блокнота.
— Но чем, Нэн? Я не хочу, чтобы вы впутывались в это пэксвилльское дело.
— То, что вы мне вчера рассказали, не дает мне покоя. Мне просто не по себе, как подумаю, что здесь такое творится, — ответила она. — Итак, вы сказали, что еще не вполне уверены. Думаю, вы должны удостовериться окончательно. Может быть, я помогу вам кое-что выяснить.
— Большое спасибо, Нэн. И все же дело рискованное…
— Только не ломайте из-за меня свои планы, Рой. Однако у меня есть идея.
— Давайте, я слушаю.
— Один мой знакомый работает в Пэксвилл-вудз, — сказала Нэн. — Что бы там по-вашему ни творилось, Бен — честный человек.
— Значит, Бен. И что же?
— Вы говорили, что хотите проникнуть туда, взглянуть на коттедж, где живет Бабуля.
— Именно так. Вы хотите сказать, этот ваш друг, честный Бен, может провести меня внутрь?
— Я могу его спросить. Хотела сначала убедиться, что вы не против.
Макальбин кивнул в телефонную трубку:
— Похоже, вариант неплохой.
— Я свяжусь с Беном и постараюсь что-нибудь устроить на сегодняшний вечер или на один из ближайших, — сказала Нэн, как всегда тихо и мягко. — Если не возражаете, я бы хотела сама вас подвезти.