То есть выходило, но свое, не то, что хотела рыжеволосая красавица. Досадно, с одной стороны, а с другой... Да и бес с ним. Главное, что вообще выходит, еще совсем недавно мысли вовсе не складывались, ускользали от него.
Анне снилась площадь, залитая солнцем. Преломляясь в широких гранях кристалла ее разума, перед ней стояла растерянная темноволосая девушка. Анна знала, сейчас будет предсказание — именно так, преломленным, искаженным и двоящимся выглядел мир в таких случаях. Анна-из-сна этого еще не знала и просто испугалась, вцепившись в руки девушки. «С вами все в порядке?» — тревожно спрашивала та, но разум Анны соскальзывал во тьму, а губы произносили что-то, не слышное ей самой.
Анна-теперешняя услышала эти слова и вспомнила девушку, мимоходом подивившись вывертам памяти. Это была та самая Айниэль, которую недавно вспоминали у Джека.
«Мертвые камни ждут тебя. Ветер принесет погибель», — сказала она Айниэль-из-сна, и та ужасно перепугалась.
Потом Анна долго плыла над выжженными солнцем ковылями степи, пила соленый влажный ветер с моря. Она путалась в ветках слив, усеянных незрелыми зелеными плодами, терялась в чужих мыслях и снова возвращалась к морю, на берегу которого стоял древний город… Его мертвые камни уже позабыли людей.
Не трава — сухостой. Полынь, типчак, бессмертники на скалистых склонах, выгоревшие на солнце, ломкие. Гроздья белых улиток на каждом стебле, громко пиликают в гуще кузнечики. Сойдешь с тропинки — словно волны рассекаешь, прыскают во все стороны. А звук не прекращается, цвир-цвир-цвир... Ветер пахнет солью, горький, тревожный. Моря не видно, но девушка знает, что оно там. Дышит за холмами, плещет волнами на каменистый пляж. Днем купаться времени нет, но вечером отпускают иногда, и это такое счастье ― даже сидеть на берегу, отогреваясь на солнце, и наблюдать за игрой света на подводных камнях, слушать шорох прибоя.
Это снова была Айниэль — но совсем юная, и не та, о которой говорили Джек и Энца, и с ней был юноша… Артур? Яркоглазый, насмешливый, влюбленный.
И какая-то опасность, на самой границе зрения, сияющим в темноте цветком. Анна его видела, а они — нет.
Возвращаясь в свой отдел через холл административного здания, Роберт еще издали увидел высокую фигуру Джека. Его длинные волосы были свернуты в причудливый узел на затылке (они опять проверяли заброшенные дома в пригороде, и Энца завязала ему волосы, чтобы не собрал весь мусор по дороге). Джек хмурился, изучая рекламный плакат Большого ристалища и предварительную турнирную сетку под ним.
— Здоро́во, — хлопнул Роберт его по плечу, но Джек не повернулся, задумавшись. — Как-то вы давно с Энцей ничего не ломали, что, работы нет?
Джек раздраженно покосился на него — эту шутку с завидной частотой повторяли все коллеги после случая с инсект-объектами в Литейном тупике, — но промолчал. Потом, отведя взгляд от таблицы, сказал несколько мрачно:
— Я записал нас на турнир. Будем участвовать.
— Ясно, — серьезно сказал Роберт. — Донно тоже записался. Хм-м... Сам-то ты как?
Он знал, что случилось на последнем турнире, в котором Джек принимал участие, но в отличие от сердобольной Анны не разделял мнения, что у Джека на всю жизнь травма от этого. Спросил только на всякий случай.
Джек высокомерно поглядел на него.
— И не надейся, — фыркнул он. — Поблажек вам не будет. Пусть там твой медведь на меня глазами не сверкает.
Роберт повернулся: за его спиной и впрямь стоял Донно, по обыкновению своему передвигавшийся стремительно и тихо.
Джек сделал им обоим ручкой и быстро удалился. Что-то последнее время не нравилась ему компания Донно: все казалось, будто тот его в уме препарирует, постоянно сверля глазами.
Неприятно.
Джек, как известно, неприятностей старался избегать. Да ему хватало и тех, что уже были.
История девятая. О наблюдении звезд из ямы
— А у тебя бывали когда-нибудь дни, когда вдруг казалось, что скоро все закончится? Что не будет ни завтра, ни послезавтра…
Джек промолчал, говорить не хотелось. Энца и не ждала от него ответа, так что Джек лениво слушал ее, поглядывая на небо.
— Я иногда просыпалась, и в голове вдруг такая странная четкая мысль, что сегодня все закончится. И когда мне говорили о каких-то планах, я удивлялась: неужели не чувствуют? Не чувствуют, что заканчивается время? Я весь день доделывала старые дела, думала, что нужно выбросить, а что оставить, а потом наступал вечер, ночь... и новое утро. И жизнь бежала дальше. А зачем так было? Что за дурацкое предчувствие?