— Нет, так же, — покачала головой Энца. — И я даже иногда до середнячков дотягивала. Моя тетка все надеялась, что я там и останусь, на среднем уровне, как она. И тренировки вела загодя, а там...
Она безнадежно махнула рукой.
— Ясно, — сказал Джек. — Ну и у меня вот, то совсем немного, то прилично. А потом как жахнуло... Мне пятнадцать было, когда все определилось и сила рывками росла, уже не уменьшаясь. Говорили, что если хорошо учиться буду, то и до магистра дотяну, даже при том что стихийник. Но самое дерьмовое началось, когда мы стали выезжать на настоящие боевые тренировки. Тогда у нас был комплекс на заброшенном заводе с такой полосой препятствий, что ого-го. Нас вывозили туда на автобусе и до вечера гоняли, когда практика была...
— Здорово, — отозвалась Энца, заполняя возникшую вдруг паузу. — А сейчас туда не ездят?
— Не ездят, — кивнул Джек. — Я его к бесам разнес. Мы отрабатывали отражение и щиты, и... хорошо, что поодиночке проходили. Я кое-как первую треть полосы одолел, потом, помню, голем вылез тренировочный, я его отшвырнуть хотел, и... кусок стены, перегородки вместе с големом полетели в небо. Я еще тогда не понял, что случилось, попытался вернуть улетающее, и из-за меня возвратный вихрь прошел по всему комплексу.
Погнуты были даже мощные металлические балки, поддерживающие крышу, детали внутренней отделки кусками разнесло по прилежащей территории, часть одной стены обрушилась, а перегородки, тренировочные снаряды и оборудование в диком танце кружили внутри уцелевших стен. Джек сам испугался до потери памяти, не совсем понимая, что это он был причиной бушующему вихрю.
Преподаватели вывели всех студентов, прикрывая их щитами, тренер, поплатившись сломанной рукой от удара железной опоры, подобрался к Джеку и вырубил его.
Легкораненых было много, человек двадцать с лишним из потока. Тяжелых трое, но, к огромному, почти удушающему облегчению Джека, никто не погиб.
Джека потом перевели на другой курс, потому что после этого события его начали травить, но стоять молча, пока его бьют, не собирался. Он огрызался и отбивался, постоянно попадаясь на этом. Именно тогда началось его плотное знакомство с дисциплинарными комитетами всех рангов, и Офелией в частности.
На самом деле — и этого он не собирался Энце говорить — первое время он поддавался, когда его били. Не сопротивлялся, только закрывал голову руками и сжимался. Чувство вины было таким сильным, что ему представлялось, будто он искупает ее, не противясь издевательствам и побоям.
Однажды случайным свидетелем подобной картины оказалась Анна, которая тогда училась на два курса старше Джека. Она с подругами разогнала всю эту «веселую» компанию, а потом, разобравшись, в чем дело, и сама дала Джеку оплеуху.
Не так уж больно. Но мозги вправило хорошо.
Анна просветила его, что ждать особо удачного удара по голове, чтобы окончательно стать дураком, ему уже не надо. А если он чувствует вину, пусть попросит прощения. И когда в следующий раз ему будут морду бить, пусть дает сдачи.
Джек послал ее настолько далеко, насколько ему хватило воспитания и словарного запаса, но сделал все в точности так, как она сказала.
Разбирательство по поводу происшествия на тренировочном комплексе затянулось. Сам комплекс закрыли, базу перенесли в другое место. Родители пострадавших учеников попытались возбудить дело против Джека и тренеров, которые недосмотрели, но, как известно, благосостояние и здоровье студентов-магов ― это дело очень хрупкое из-за их рода деятельности, и на них многие законы не распространяются. Официально за студентов отвечает руководство Института, а не родители, у которых весьма номинальные права. Руководство же делу ход не дало.
Точно так же на тормозах спустили случай с преподавателем, который потерял сознание на уроке после того, как вызвал Джека, чтобы проверить, как тот усвоил приемы по чтению ауры и магического почерка.
Джек представлял для руководства гораздо больший интерес... которому не суждено было оправдаться. Его лично приезжала проверять директор Института Белавина. После нескольких комиссий, консилиумов и магических проверок уровень силы Джека был признан неизмеримым, и ему было запрещено пользоваться магией. От практических занятий он тоже был освобожден.