— По-моему, в этой дыре не одна ведьма жила, а целая стая, и в хлеву у них не коровы были, а монстры с той стороны… Вот смотри, еще один отчет: по прошению населения деревни Утиц выехали трое охотников, отловили несколько умертвий и упокоили. Тут даже карта с отметкой, где могильник… Ну откуда там умертвия? Она вообще ничего не боялась, эта ведьма?..
Шиповник пыталась шутить, но голос зло срывался. Встревоженный Унро быстро встал и, прежде чем девушка сообразила, что он хочет, подошел и обхватил ладонями ее голову. Заставил посмотреть на себя.
— Тихо, тихо, — мягко сказал он. — Мы не зря в лес ходили. И сюда не зря ехали. Надо только во всем разобраться, хорошо?
Его светлые глаза смотрели прямо и бесхитростно. Шиповник вздохнула, отведя взгляд. Дурак Унро улыбался ей, хотя наверняка ему было больно из-за разбитых губ. И вообще… он себе много позволяет. Шиповник нервно дернула головой, скидывая его ладони, и собиралась уже отчитать его, как юноша костяшками пальцев провел по ее щеке, убирая выбившуюся прядь за ухо.
Прежде чем она успела что-нибудь сказать, Унро отвернулся и вышел, сказав: «Я сейчас».
Горячий след его пальцев еще ощущался на щеке, и Шиповник невольно потрогала ее, а потом рассердилась и ущипнула себя, чтобы прогнать неуместную растерянность.
Вернулся Унро с еще одной стопкой папок и деревянным гребнем.
И был это совершенно обычный Унро, который смущался и запинался, а вовсе не тот пугающий незнакомец, что минуту назад.
— Вот, — сказал Унро, кладя перед ней гребень. — У тебя после леса волосы… немного запутались…
Шиповник ахнула, поняв, что после всей этой передряги даже в зеркало на себя не смотрела... а ей никак нельзя было допускать, чтобы волосы спутались — их и с чарами не удастся потом толком расчесать. Она с ужасом ощупала разлохмаченную косу и воронье гнездо на макушке и, схватив гребень, понеслась в уборную приводить себя в порядок. Унро и его наглость были моментально забыты.
— Я посмотрю то, что они подобрали по населению, может, что-то про семью найду, — сказала Шиповник, вернувшись. — А ты снова поищи по сводкам службы, что там к деревне относится.
Она осмотрелась и подтянула к себе одну из коробок.
— Егери могли тайком приехать, — сказала она вдруг, продолжая свои мысли. — И в городе не появиться, и в деревню тоже не заходить… Хотя тогда не смогли бы расследовать. Ну, допустим, один-два пришли в деревню, остальные в лесу спрятались? Те, кто в деревне, разведывали там, их товарищи осматривали округу...
— Ага, и все пропали? — печально спросил Унро. — Они потому впятером и ехали, что со всеми зараз ведьма бы не справилась… да еще и обвешанные артефактами…
Унро задумался вдруг, морща лоб.
— Ты не помнишь список того, что они с собой брали? — спросил он.
Шиповник вытащила из своей сумки помятую утреннюю распечатку и послала ее через стол Унро.
«Августа, третьего числа, на руки выдано:
— пять плащей шерстяных;
— три кинжала, заговоренных мастером Острозубом на верный удар и остроту;
— два амулета «кошкина спина»;
— пять амулетов «слепой глаз»;
— один амулет «птичья клетка»;
— пять веревочных петель, заговоренных мастером Славлем на неразрывность.
Под личную ответственность старшего егеря Императорской егерской службы г. Гражина мага Грифа».
— Нет, — нахмурился Унро, — не сходится. Вот смотри, она их вообще не должна была почуять — «слепой глаз» укрывает ауру, и человека нельзя отследить. Они могли сколько угодно и по лесу ходить, и по округе. Им только и нужно было заманить ее в ловушку, накинуть заговоренные петли и активировать «птичью клетку», и она бы уже ничего не сделала.
— Так они же наверняка не знали, кто из баб точно ведьма, — отозвалась Шиповник, сосредоточенно пробегая глазами строчки из отчета. — Могли как-то выдать себя или думать не на ту, пока настоящая ведьма приготовила им самим ловушку.
— Ну… нет, — сказал Унро. — Не верю я, что пять опытных охотников так промахнулись.
— Нашла! — вскрикнула Шиповник. — Вот, есть они. Да не егери твои, а Вуричи. Вот тут отметка об их переезде, и прошение в Межевую канцелярию. Один из соседей хотел себе участок их прирезать, пишет, что «они навсегда уехали, а земли бесхозные стоят».