Шиповник презрительно фыркнула: представление о специфическом юморе Джека она уже имела и, более того, лично сорвала несколько его шуток.
— Тех, что писали на форум и в журнал, отследить будет сложно, — задумчиво сказала Энца. — Разве что обращаться к… хм. У нас там знакомый есть на форуме, помнишь, Джек?
Напарники обменялись кислыми взглядами.
— Пообещай ему эксклюзивную статью о новом виде парабиологических существ, — сказал Джек, — и возможность защищать этот вид от произвола властей, и он нам выдаст все, что нужно.
— Хорошо, — кивнула Энца, записывая себе в блокнот.
— Еще нужно будет осмотреть все места, где это происходило, — сказала Шиповник, все же невольно втягиваясь в обсуждение. — Если это шутка, то и следы должны остаться, магический фон, к примеру.
— Тогда это вам с Унро, — кивнул Джек, подтягивая к себе последний кусок шарлотки.
Шиповник прищурилась было, чтобы возразить, но Джек быстро добавил:
— Если фон, то его только вы прочитаете. А интеллектуальными делами займемся мы с Энцей.
Шиповник нахмурилась, пытаясь понять, было ли это оскорблением, но опытные Энца и Унро быстро перевели разговор на другую тему.
Поездки распланировали на следующий день, а до вечера удалось разобрать почти все присланные из архива сводки, и Унро обнаружил еще несколько странных вещей, которые временно решили не привязывать к «рукам», но взять на заметку.
С мая по июль в городе было обнаружено несколько точечных прорех искусственного происхождения — среди магов их называли черными лужами. В отличие от естественных прорывов, эти можно было увидеть невооруженным взглядом, и похожи они были на бесформенные глянцево-черные лужи мазута. Существовали недолго, схлопываясь примерно через двадцать-тридцать минут.
Их появление значило, что где-то рядом творилась темная магия, и довольно мощная, раз давала такой сильный отзвук.
Тот же Артур, несмотря ни на что, темной магией пользовался понемногу, исподволь, чтобы этакой отрыжки в виде черных луж не появлялось.
Энца встревожилась и хотела сразу звонить Якову, чтобы передать ему данные, но Шиповник, уже предвкушавшая удовольствие от удачно раскрытого дела с «руками» и связавшая с ним черные лужи, убедила ее ничего не говорить хотя бы дня два-три.
Джеку было все равно, а Унро, как и Шиповник, горел желанием самому во всем разобраться.
Энца не стала спорить, хотя на душе было неспокойно.
Не то чтобы эти черные лужи были как-то из ряда вон, но и в таком количестве давно не появлялись. Видимо, из-за того, что последние месяцы царила такая суматоха, то с умертвием, то с турниром, данные о черных лужах не учитывались и не передавались на заметку в отдел уголовных расследований. Темная магия была уже вне юрисдикции отдела Якова или архивных расследований.
Они засиделись допоздна, начало темнеть. Шиповник, сердито ворча, схватила сумку и полетела к себе в общежитие, делать домашнюю работу, с негодованием отклонив робкое предложение Унро проводить ее.
Оставшись втроем, коллеги еще какое-то время раскладывали бумаги, потом по настоянию Джека отправились в комнату отдыха перекусить.
Снова сообщение. Энца не глядя пометила прочитанным. Удалять всю цепочку не хотела — иногда перечитывала, пытаясь понять. Она уже не отвечала ничего, потому что даже многократно обдуманные и, может быть, излишне вежливые попытки объяснения толковались против нее. Любое слово оборачивалось наизнанку, и каждое ответное сообщение еще больше ранило Энцу.
Энца уже давно знала, кто это. У нее почти сразу появилась догадка — и девушка тайком стащила телефон у Джека, чтобы проверить ее. Номер совпал — у Джека он был забит как Эли.
А вот смысла не было. Никакого. Впрочем, нет, догадки — и очень глупые, притянутые за уши, как сказал бы Джек, появлялись. Из-за ревности: может быть, Эли отчего-то считает ее соперницей, причем настоящей, из тех, что хитростью отбивают чужих мужчин для удовольствия. А выразить свое горе иначе Эли не может, посылает эти сообщения. Может, у Эли… какие-то проблемы? Она казалась вполне здравомыслящей женщиной, да и по рассказам Джека тоже ничего дурного не было. Хотя в последнее время Джек мало о ней говорил, сокрушался только пару раз, что у него все никак не получается стихотворение, которое просила Эли.