— Я должен был ожидать такой реакции, — сказал он. — Если история и учит нас чему-то, так это тому, что все великие люди получали такие же советы от робких и близоруких, которые пытались отговорить их от работы. Но все великие люди проигнорировали такие советы, и я проигнорирую их. Я сделаю больше, чем это. Я сделаю вам одолжение, которого другие великие люди не предоставили сомневающимся и недоброжелателям. Я приветствовал бы ваше сотрудничество, но не потребую вашей помощи. Видите моих слуг, стоящих там? Вы должны понять, что они не обычные люди. Это тела мертвых, которые я поднял из могил в пустыне, тела, которые я призвал к жизни, чтобы доказать эффективность своего гонга. Они бессмысленны, потому что умерли слишком много лет назад, прежде чем я поднял их. Но я думаю, что получу лучшие результаты от более свежего предмета.
Я оглянулся на две высокие фигуры, стоящие как статуи немного позади меня. Живые мертвецы? Что еще могло объяснить их медлительность, жесткость, их взгляды, полные унылого отчаянья? Как я не смог разглядеть его раньше? И это то, что планировал для меня Омнерон, когда обнаружил, что нет другого способа обеспечить мое сотрудничество?
— Нет необходимости в таких решительных мерах, — сказал я. — Я преклоняюсь перед вашей высшей логикой. Я буду рад помочь, как только смогу, в вашем великом эксперименте.
— Рад это слышать, — ответил Омнерон. — Значит мы можем начинать.
Он посмотрел на своих слуг и пролаял короткую команду. Они сразу пошли к большому колесу и стали поворачивать его на тяжелой оси. Оно поворачивалось очень медленно и мучительно, со множеством стонов и скрипов древесины и веревок. Но оно сделало работу, требуемую от него, натянув напряженные тросы и опрокинув огромную челюсть. Я посмотрел между разъединенными губами и увидел, что лежит за ними. Но за гигантскими каменными зубами и кончиком каменистого языка была только глубокая и непроницаемая темнота.
Когда челюсти открылись достаточно, чтобы позволить пройти худому человеку, Омнерон пролаял вторую команду. Его слуги обвязали колесо петлей из толстого каната, лежащего под ним, и повернулись, чтобы замереть, как часовые по обе стороны от него. Затем он повернулся к трем другим веревкам, лежащим бухтами на настиле. Первой был тонкий шнурок с крючком, привязанный к небольшому тканевому мешку. В него он положил кожаный футляр, в котором находился гонг и молоточек. Вторая катушка была прикреплена к проволочной клетке в виде полого шара, внутри которого висела медная лампа. Он зажег ее. Третья бухта была самой большой и тяжелой — длинной лестницей из прочных канатов. Ее он подтащил к открытому рту и скинул внутрь, так чтобы она свешивалась во мрак внизу.
Затем он снял свою свободную одежду, оставшись только в набедренной повязке и сандалиях, и замер передо мной почти такой же голый, как и его слуги, хотя гораздо менее загорелый и худой.
— Так лучше, — сказал он. — Халат мешал бы мне при спуске, и мои конечности должны быть свободными. Вы, конечно, не нуждаетесь в такой подготовке, так как я спускаюсь один. Вы останетесь здесь, чтобы выполнить те инструкции, что я вам дам. И первая из них — опускать лампу чуть позади меня, пока я буду спускаться, чтобы мне не нужно было тратить силы на попытки удержать ее.
Наконец он сел на каменную губу, склонился и начал спускаться. Я смотрел сначала на его грудь, а затем на его плечи, и, наконец, его голова опустилась за изгиб гигантского языка. Но даже тогда я мог видеть сияние света, который следовал за ним, даже тогда я мог слышать звук его голоса, повторяющий его указания и наблюдения. Вскоре его голос стал слышен несколько тише, приглушенный препятствием и расстоянием. Но я не мог не задаваться вопросом, не был ли он смягчен благоговением перед его мрачным и пещеристым окружением.
— Омнерон! — позвал я. — Я не вижу тебя. Ты еще там?
— Да, Эйбон, я здесь. У меня были трудности, когда я перебирался через язык, но теперь я уже пересек его. Теперь он возвышается, как отвесная скала вверху и передо мной, и твердое небо поднимается, как другая скала позади. Я спускаюсь между ними, как паук на нитке. Интересно, хватит ли ее длины? Теперь твердое небо уступает мягкому, и мягкое небо также проходит выше меня. А вот слуховые отверстия появляются в стенах с обеих сторон. Я добрался до места назначения. Эйбон, привяжи лампу!
Для этой цели я намотал веревку вокруг деревянного клина, установленного в настиле для этой цели.
— Лампу привязал, — крикнул я.
— Очень хорошо. Тогда пришло время для следующего шага. Но сначала я должен обезопасить себя. Я просовываю ноги между ступенями лестницы, так чтобы удерживаться как ягодицами, так и ногами. Затем просовываю голову и руки между более высокими ступеньками, чтобы зафиксировать мои плечи и шею, мои руки теперь свободны для дела. Теперь я в полной безопасности. Матрос на снастях находится менее в безопасности, чем я. Матрос может быть опрокинут ветром, но здесь нет ветра. Хотя кто может сказать, какой ветер поднимется здесь, когда великий бог пробудится и сделает свой первый вздох! Я готов. Эйбон, опускай вниз гонг!