И мама дала Петеру фаянсовую кружку под повидло и монету в пятьдесят пфеннигов.
Петер отправился в лавку, но нельзя сказать, чтобы он торопился, а на развилке дорог вообще застрял. Одна дорога тут шла прямо и вела в деревню Гоорен, а вторая сворачивала направо — в деревню Древольке. К перекрёстку как раз подкатила легковая машина, за рулём которой сидел рыжебородый человек.
Увидев Петера, водитель притормозил и крикнул:
— Мальчик, я врач, мне нужно к больной в Гоорен. Скажи: я правильно еду? — И он показал рукой направо, на дорогу в Древольке.
— В Гоорен? — переспросил Петер. — Неправильно.
Но Петер говорил так невнятно, что врачу послышалось: «Направо», и он, крикнув:
— Так я туда и еду! — дал полный газ и покатил в Древольке.
«Вот тебе на! — подумал Петер. — Но я вовсе не виноват».
Он ещё долго смотрел вслед машине, пока не улеглась поднятая ею пыль, и только после этого поплёлся в лавку. Не прошёл он и сотни шагов, как встретился с женой бургомистра. Она, как обычно, куда-то торопилась и на ходу спросила:
— Петер, папа дома? Он здоров?
— Папа в поле, — невнятно промямлил Петер, а жене бургомистра послышалось: «Папа болен».
— Болен? Ай-ай-ай! Побегу навещу его!
И она помчалась в сторону дома Петера, а он смотрел ей вслед и думал: «Вот тебе на! Но я вовсе не виноват».
Пошёл он дальше и дошёл до крытого соломой амбара. На крыше работал кровельщик, перестилал её. К стенке амбара была приставлена длинная лестница.
Остановился Петер и стал глазеть на кровельщика, а в это время из ворот скотного двора выскочил огромный бык и помчался к амбару. Петер испуганно крикнул:
— Бык идёт сюда! — и спрятался за угол, потому что бык, опустив рога, бежал к ним.
— Кто идёт? — не разобрал кровельщик. — Сейчас спущусь.
И только он встал на первую ступеньку, как налетел бык, поддел лестницу рогами — она в воздух, кровельщик в воздух… Хорошо ещё, что его отбросило на липу, там он повис на ветвях, истошно вопя.
Увидел это Петер и на всякий случай кинулся наутёк, думая про себя: «Вот тебе на! Но я вовсе не виноват!»
Вдруг Петер слышит: кто-то его зовёт из-за изгороди. Глянул он, а там стоит старик нищий и просит:
— Мальчик, что у тебя в кружке? Дай мне этого попить.
Петер промямлил:
— Там пусто.
— Капуста? — удивился нищий. — А зачем в кружке капуста?
— Да не капуста, а пусто! — объяснил Петер. — Она порожняя.
— По роже? Ты мне? За что? — возмутился нищий.
— Да не «по роже», а порожняя! — крикнул Петер.
— Значит, по роже? По роже? Ах хулиган! Я тебе сейчас покажу «по роже»! — рассердился нищий и кинулся на Петера.
Петер, конечно, наутёк — бежал и всё кричал:
— Да порожняя! Порожняя!
А нищий гнался за ним и тоже кричал:
— Он меня по роже! Ах хулиган!
Споткнулся Петер о камень, упал, кружка разбилась, а нищий радостно воскликнул:
— Ага, попался!
На счастье, когда Петер завопил от страха, из окна выглянул больной учитель и крикнул нищему:
— Не смейте трогать мальчика!
Испугался нищий и убежал.
— Ну-ка, подойди сюда, — приказал учитель.
Петер, плача, подошёл к окну, а ручку (это всё, что осталось от кружки) держал в руке.
— От кружки… Ручка… Разбил… — прохныкал Петер.
— Руку разбил? Покажи-ка…
— Кружку разбил! — всхлипывая, крикнул Петер.
— Да, да, я понял, — ответил учитель. — Вот и покажи руку.
— Кружку! Кружку! — во весь голос завопил Петер.
— Да, да, руку, — строго произнёс учитель. — Но если ты сейчас же не покажешь мне её, мне придётся тебя наказать.
Что делать, пришлось Петеру завернуть рукав и показать учителю руку, хотя с ней было всё в порядке.
— Ничего страшного, — осмотрев её, сказал учитель. — При ходьбе смотри себе под ноги и больше не падай.
— Хорошо, господин учитель, — послушно ответил Петер.
— И ещё, Петер, постарайся говорить разборчиво, а то сейчас ты произнёс какое-то странное слово «фарсо́».
Учитель захлопнул окно, а Петер пошёл дальше, бормоча:
— Но я вовсе не виноват, что кружка разбилась.
Наконец он добрался до лавки. Лавочника Мёбиуса не было, вместо него у окна, чтобы видеть всех, кто идёт по деревенской улице, сидела его старушка мать и вязала чулок. Петер знал, что она туговата на оба уха, и решил: «Надо с ней говорить погромче, а то она ничего не поймёт». И он завопил во всё горло:
— Здрасте, фрау Мёбиус! Дайте мне, пожалуйста, на пятьдесят пфеннигов сливового повидла!