Мур Ав Ед сделал вид, будто он не слышал этих слов, и ответил:
— Ладно, согласен. Но имейте в виду: ягоды и корешки должны доставляться регулярно и своевременно.
— Не сомневайся. Можешь на нас положиться.
— А когда состоится церемония коронации?
— Очень скоро. Как только мы закончим необходимые приготовления.
И вот в один прекрасный день, когда Мур Ав Ед, набив брюхо ягодами и корешками, дремал в своем логове, до его слуха донесся чей-то ехидный смех. Смех был странный; Мур Ав Ед догадался, что насмехаются над ним. Он огляделся по сторонам. На поляне, где находилось его логово, не было ни души. Лишь среди травинок сновали туда-сюда муравьи, провозгласившие его архиимператором и чувствовавшие себя теперь в безопасности. Мур Ав Ед спросил:
— Кто тут смеется надо мной?
Ехидный голосок отозвался:
— Я.
— Кто это — я?
— Твой двоюродный братец, личинка Муравьиного Льва.
Мур Ав Еда покоробило. Ему было прекрасно известно, кто такой Муравьиный Лев: личинка этого ничтожного насекомого пряталась обычно в песчаной норке. Когда в эту норку падал какой-нибудь муравьишка, личинка Муравьиного Льва хватала его и тут же пожирала. Мур Ав Ед презирал Муравьиного Льва: сколько всяческих ухищрений и терпенья ему надо, чтобы сцапать какую-нибудь дюжину муравьев за день, тогда как он, Мур Ав Ед, выбросив свой длинный язык, за один только раз мог слизнуть их целую тысячу. И он буркнул раздраженно:
— Между прочим, никакие мы не двоюродные. И вообще, над кем ты смеешься?
— Я смеюсь над тобой, — ответил тот. — Ради какого-то дурацкого титула ты отказался от самого лучшего, что есть на свете. Знаешь песенку?
— Не знаю и знать не хочу.
— А все-таки послушай:
Мур Ав Ед в сердцах воскликнул:
— Кто такую глупость сказал?
— Неужели ты сам не понимаешь, до чего хорош муравей? Ты только подумай: жареный, пареный, в горшочке, запеченный на углях… Да и сырой неплох, особенно с оливковым маслом и лимончиком. Так-таки и не понимаешь?
Мур Ав Ед в ярости выбросил язык, чтобы слизнуть Муравьиного Льва, да не тут-то было: хитрец успел зарыться в свою норку. А у Мур Ав Еда на языке только песок остался.
Наконец наступил день коронации, и Мур Ав Ед уселся на трон, выгрызенный в стволе дерева и устланный мхом. Тут вперед выступил главный церемониймейстер.
— Ваше Величество, — воскликнул он, — сейчас мы вам торжественно представим обитателей всего нашего Муравейника. Парад откроют министры, являющиеся, как известно, первыми гражданами после архиимператора.
Церемониймейстер сделал шаг в сторону, и к трону с поклоном подошли министры. Мур Ав Еда поразило их количество: целых тридцать! Министры были самые разные: путей сообщения (муравьи ведь только и делают, что переправляют с места на место всякие грузы); жилых помещений и коридоров (в муравейниках всегда много клетушек и внутренних ходов); экономии (муравьи, как известно, очень скупы и бережливы); поставок (в муравейниках хранится огромное количество всяких припасов); военный министр (муравьи — народец очень воинственный) и так далее и тому подобное. Был там, представьте себе, даже министр по связям с Мур Ав Едом — должность в данной ситуации весьма важная. Мур Ав Ед посмотрел на них и подумал: к чему мне все эти министры? Мне лично необходим только министр поставок. Все остальные мне совершенно не нужны, а потому не лучше ли их съесть? Подумать это, молниеносно выбросить язык и сразу же слизнуть всех министров, кроме одного, было для Мур Ав Еда секундным делом. Ах, что за прелесть! Мур Ав Ед прищелкнул языком и воскликнул:
— Ну, теперь давайте остальных!
На глазах у церемониймейстера во рту Мур Ав Еда исчез весь совет министров. Но церемониймейстер — это, что ни говорите, церемониймейстер, его долг — выполнять свои функции, и потому он продолжал:
— А вот, Ваше Величество, ваша личная гвардия.
Под барабанную дробь вперед выступила сотня отборных солдат. Мур Ав Ед подумал: и зачем мне эта личная гвардия? Я и сам за себя постоять могу. В крайнем случае пусть останется барабанщик: будет возвещать барабанной дробью о моем появлении. Всех остальных мне на один хороший глоток хватит. Сказано — сделано. Мур Ав Ед выбросил язык и в два приема всосал в рот всю свою личную гвардию. Церемониймейстер едва не лишился чувств. Он даже многозначительно кашлянул, желая намекнуть архиимператору, что так дальше продолжаться не может. Пустое! Мур Ав Ед облизнулся и, потеряв всякий стыд, стал мурлыкать песенку: