— Не может быть!
— Истинная правда. Вот, например, кто-то посмотрит на тебя и подумает: до чего же у М. Оржа толстый зад! А ты этой мысли не узнаешь, потому что из-за жарищи мысли там не замерзают и, понятное дело, остаются невидимыми.
— Это кто же считает, что у меня толстый зад? — проворчал М. Орж обиженно.
— Да я просто так, для примера. Послушай, почему бы нам не смотаться с полюса? Здесь же невозможно ни о чем подумать, чтобы об этом сразу не узнали все. Что, если нам отправиться в край Тро Пиков? Если б ты знал, как это приятно — думать совершенно свободно и ничего не бояться! Я просто объедался мыслями в этих Тро Пиках.
— О чем же ты думал?
— Да как тебе сказать… О многом, об очень-очень многом!
— Ну например?
— Да о чем хочешь. К примеру: солнце зеленое. Или: дважды два — пять.
— Но солнце не зеленое! И дважды два будет четыре.
— Ну да, да, конечно. В этом-то вся прелесть: можешь думать, что твоей душе угодно, и никто об этом не узнает.
В общем, У. Горь столько рассказывал и так убеждал М. Оржа, что тот все же согласился отправиться с ним в край Тро Пиков. Возможно, он и не поддался бы так легко на уговоры, если б как раз в тот момент к льдине не пристала лодка и из нее не вышли три человека в меховых одеждах и с палками в руках. На полюсе все привыкли поглядывать вверх, не вырисовывается ли на фоне неба какая-нибудь обледеневшая мысль; и вот М. Орж, поглядев поверх голов той вооруженной палками троицы, с ужасом прочел: «Сейчас мы начнем бить этих глупых животных палками по морде, прикончим штук сто и понаделаем из них уйму всяких сумочек и сапог». Едва увидев эти слова, вибрировавшие и подтаивавшие в воздухе, М. Орж тотчас соскользнул со своей льдины. У. Горь поплыл впереди, а М. Орж следом за ним, то выгибаясь колесом, то работая ластами.
Долго ли, коротко ли они плыли, но только температура воды поднялась с миллиарда градусов ниже нуля до миллиарда градусов выше нуля. Мама родная, до чего стало жарко! М. Орж пока ни о чем не думал. Его мозг, привыкший за миллион лет не думать, был еще как бы парализован. Однако, продолжая плыть, он время от времени спрашивал У. Гря:
— У. Горь, любезный мой У. Горь, скажи, ты уже думаешь?
— Еще как, — отвечал тот.
— А что ты думаешь?
— Много чего, и все про тебя.
— Что же именно?
— Ну, этого я тебе не скажу, а то еще обидишься.
М. Оржу стало не по себе. На полюсе, как мы уже говорили, никто ни о ком ничего не думал. А вот теперь какой-то У. Горь, воспользовавшись тем, что в Тро Пиках мысли остаются невидимыми, думал о нем бог знает что. Сплетник, дурак, лицемер! Тут М. Орж вдруг заметил, что сам думает об У. Гре, и думает очень плохо; ясно, что и У. Горь со своей стороны так же плохо думает о нем. Впрочем, то же самое происходило у него в Тро Пиках с каждым, кого он встречал на своем пути. Все рассыпались перед М. Оржом в любезностях: «Добро пожаловать к нам, да какой ты красивый, да какая у тебя умная морда, какие выразительные глаза, какие роскошные усы» и т. д. и т. п. Но М. Орж был уверен, даже больше чем уверен, что, будь это на полюсе, он смог бы прочитать в воздухе ледяные слова: «Только его здесь и не хватало, этого урода. Ну что за харя, что за поросячьи глазки, что за обвислые усы» и т. д. и т. п. Уверенность, что в Тро Пиках все думают прямо противоположное тому, что говорят, отравляла М. Оржу жизнь на новом месте.
Однажды он увидел, как посреди Гвинейского залива под жарким, раскаленным до полутора миллиардов градусов солнцем какой-то темнокожий тип по имени Аф Риканец, сидя в лодке с женой и детьми, пел песенку для У. Гря, а тот слушал, разинув рот от восторга:
У. Горь, очарованный столь любезными словами, позабыл, должно быть, о том, что в Тро Пиках говорят одно, а думают другое, и приблизился к лодке. Тогда Аф Риканец ловко забросил невод, и в мгновение ока бедный У. Горь был пойман, разделан, обвалян в сухарях, поджарен и проглочен. И все это на глазах у потрясенного М. Оржа.
Уплывая, он думал: вот ужас! Какие же мы, обитатели полюса, молодцы: никогда ни о чем не думаем, а если и думаем, то каждый может узнать, о чем именно.
И все же, в какой-то мере из-за приятной новизны мест и обычаев, а возможно, из-за лени, М. Орж не спешил вернуться на полюс. К тому же — с этим нельзя не согласиться — очень уж была соблазнительной сама возможность думать так, чтобы другие не могли прочесть твоих мыслей, а главное — думать совершенно противоположное тому, что ты говоришь и делаешь. Вот М. Орж и остался в Тро Пиках и перенял местные обычаи. Конечно, это был не тот честный и открытый мир, в котором он жил на полюсе, зато возможность думать что угодно без всякого контроля со стороны позволила ему сделать неожиданные успехи в общем развитии. Думал, думал М. Орж и додумался, например, до мыслей очень высоких, прямо-таки философских, ну, например, таких: кто мы? откуда мы взялись? каково наше предназначение? почему мы живем? к чему придем?