Матушка При Рода удовлетворенно заметила:
— Хорошо, хорошо, похоже, что на этот раз я во сне произвела на свет самое разумное животное из всех, какие у меня получались. А теперь, дети мои, меня клонит ко сну, вздремну-ка я еще немного. Но я хочу, чтобы вы держали меня в курсе дела. Жду вас еще через тысчонку лет. Спокойной ночи.
Прошла тысяча лет. Матушка При Рода проснулась, потянулась и вдруг увидела у себя под носом… Поро Сенка, который кричал не своим голосом:
— Мама! Мама! Нас предали, предали! Эти существа, которых мы назвали двуногими Поро Сятами, оказались чудовищами, ужасными чудовищами! Да, они обращаются с нами хорошо, чистят, холят, откармливают. Но знаешь — для чего?
— Нет. А для чего?
— Для того, чтобы потом нас съесть. Когда мы набираем нужный вес, нас — подумать страшно! — привязывают к какой-то движущейся и ужасно лязгающей цепи и быстренько перерезают нам глотку, спускают кровь, разделывают, разрубают на куски. Не стану описывать, что с этими кусками делают потом. Достаточно сказать, что они превращают нас во всякие штуковины, которые называются у них, если не ошибаюсь, сосисками, ветчиной, зельцем, колбасой и так далее — в зависимости от части туши, которая пошла в работу. Ужас, ужас, ужас! Ты обещала, что увидишь во сне самое разумное на всем белом свете животное. А оно, увы, использует свой разум для того, чтобы поедать нас! Да еще при нашем же сотрудничестве! Эх, мама, ты сама нас предала!
Наверняка сейчас кто-нибудь поинтересуется, что ответила матушка При Рода на эти душераздирающие, отчаянные упреки. Вы можете не поверить, но она не ответила ничего. Взяла двумя пальцами Поро Сенка и осторожно поставила его на землю. Потом улеглась на бок и снова заснула.
Как бравых пожарников сон сморил
Миллиард лет тому назад в бразильских джунглях, где очень часто случались пожары (в конце концов, разве джунгли не огромный дровяной склад?), была создана пожарная команда. Брандмейстером поставили некоего Ле Нивца, а рядовыми пожарниками назначили всяких там Сур Ков, Бар Суков, Кро Тов, Хо Мяков и прочих животных, известных своей неповоротливостью и не дураков поспать. Вы только не спрашивайте у меня, почему именно их назначили пожарниками, а не подобрали команду из множества других, куда более прытких и шустрых животных; признаться честно, я и сам этого не знаю. Миллиард лет — довольно приличный отрезок времени: кто может сказать с уверенностью, как именно обстояли дела в тот период?
Так вот. Однажды вечером Ле Нивец, бывший, как мы уже сказали, брандмейстером, собрался хорошенько соснуть. Он, бедняжка, проспал в тот день всего двадцать часов, и у него просто глаза слипались. Тут нужно заметить, что у Ле Нивца была весьма необычная, прямо-таки чудная манера отходить ко сну: уцепившись когтями всех четырех лап за какую-нибудь ветку поближе к вершине дерева, он так и засыпал, болтаясь на ней спиной вниз, брюхом кверху. В таком положении Ле Нивец спал обычно по двадцать три часа в сутки. Без перерыва. А единственный час, когда Ле Нивец не спал, он ел, обрывая цветы и листья с дерева, служившего ему постелью. Правда, при этом ему нередко так хотелось спать, что он погружался в дрему, даже не дожевав оставшуюся во рту зелень.
Почему в эту ночь Ле Нивец спал меньше обычного? Потому что его команду вызывали тушить пожар. Кто-то громко окликнул его — правда, один только раз, — потом наступила тишина. Ле Нивец подумал сначала, что его подвел слух. Он подождал целых три часа — вдруг кто-нибудь крикнет опять, — но никто больше его не звал. Наконец Ле Нивец решил, что над ним подшутили (даже в бразильских джунглях водятся бездельники, устраивающие ложные вызовы пожарных — без всякой причины, просто чтобы полюбоваться, как те несутся на вызов), и принял свою излюбленную позу: повис кверху лапами и вниз головой. Вдруг дерево, на котором он висел, стало раскачиваться, как от землетрясения, и кто-то гулким, как из бочки, голосом позвал:
— Ле Нивец! Ле Нивец!
Ле Нивец по голосу узнал Бари Бала — довольно крупного медведя, выполнявшего в джунглях весьма ответственную роль вестового пожарной команды, то есть, по существу, функции нашего номера «01».
Бари Бал был типом, мягко говоря, флегматичным: примерно в октябре он впадал в спячку и просыпался только к апрелю, что, естественно, не могло не сказываться отрицательно на его деятельности. Тут опять сам собой напрашивается вопрос: зачем поручать дело, требующее особой быстроты реакции и находчивости, типу, который крепко спит целых полгода? Пожалуй, придется мне ответить, как и в первый раз: дело-то было миллиард лет назад, поди узнай теперь — зачем.