Впрочем, это уже тема для другого предисловия к другой книге.
Л. Вершинин
Карло Эмилио Гадда
Короткие басни
Один литературный критик, увидев, как белокурая красавица причесывается перед зеркалом, попросил у нее волосок.
— Ах, зачем он вам? — кокетливо спросила красавица.
— Чтоб рассечь его на четыре части, — ответил критик.
Старый мудрый осел бранил сына за непристойное поведение и ставил ему в пример кухонный стол:
— Учись, негодяй, у этого мирного четвероногого. Уж он-то не будет, как ты, болтаться где попало.
Мораль проста: благопристойность не чужда и неодушевленным предметам.
Клоп, обнюхав ломбардскую булку, поморщившись, изрек:
— Ну и болваны эти ломбардцы.
Мораль: даже клоп выбирает себе еду по вкусу!
Орел, похитив стройного, мускулистого Ганимеда, подумал: до чего же симпатичный цыпленок.
Старый попугай, чувствуя приближение смерти, пожелал записать две фразы, которые он повторял каждый день всем, кто проходил мимо клетки. Так родилось полное собрание сочинений попугая.
Однажды критик сказал именитому писателю:
— Вы тоже должны внести свой ценный вклад в нашу антологию.
— Высоко ценю ваши добрые слова, — ответил писатель.
Это и был самый ценный его вклад в литературу.
Две горлинки увидели плодовитого поэта, брившего перед окном бороду. Приняв его за Франциска Ассизского, они сели к нему на подоконник и принялись нежно ворковать. Тут их и настиг удар тупым орудием.
Мораль очевидна: отличать святых от рифмоплетов горлинкам не дано.
Тянулся по пустыне караван.
Это басня о верблюдах, мулах, альпийских стрелках и муравьях.
Альберто Моравиа
Когда К. Ит был маленьким-маленьким
Миллиард лет тому назад в крошечном озерке среди глухих джунглей жил-поживал один К. Ит. Был он не больше обыкновенной пиявки, но такой резвый, ловкий, подвижный, верткий — не рыбка, а бесенок; да вот беда — слишком уж маленький. И нередко можно было услышать, как он сокрушается: «Все, ну все на свете больше меня. До чего же плохо быть маленьким».
А на берегу росло дерево, на котором свил себе гнездо некий А. Ист. Этот А. Ист не спускал глаз с озера. Стоило какой-нибудь рыбе высунуться, чтоб подышать свежим воздухом, как А. Ист камнем падал вниз, хватал ее своим длинным клювом и мгновенно проглатывал.
Однажды на поверхности озера показался К. Ит: он хотел поймать стрекозу, которая в свою очередь охотилась за мухой, пытавшейся сцапать какую-то мошку.
А. Ист молниеносно сорвался с гнезда, схватил К. Ита и унес к себе наверх, чтобы спокойно перекусить.
Расположившись поудобнее, он сказал:
— Сейчас я тебя съем, но прежде скажи, как тебя зовут, кто ты и чем занимаешься. Какой интерес есть что-то, когда не знаешь, что это такое?
К. Ит с отчаяния закричал:
— Зовут меня К. Ит. Чем занимаюсь? Умираю с голоду. Кто я? Самая несчастная рыба на свете!
А. Ист спросил:
— Почему ты самая несчастная рыба на свете?
— А потому, — сказал К. Ит, — что я родился и вырос здесь, в этом жалком озерке, в этой вот луже. Ничего-то в жизни не видел, а почему? Да потому что я такой маленький. Сейчас ты меня съешь, и конец. Сам посуди, можно ли быть несчастнее?
А. Ист, растроганный таким искренним страданием, спросил:
— А что бы ты стал делать, если бы я сохранил тебе жизнь?
К. Ит ответил:
— Я сделал бы все возможное, чтобы стать большим и толстым.
— Как это? Вдвое больше, чем сейчас?
— Нет, еще больше. В сто тысяч раз больше.
— Зачем?
— А вот затем.
Услышав такое, А. Ист озадаченно заметил:
— Сдается мне, ты такой маленький потому, что родился на мелководье. В мелкой воде и рыба мелкая. А я во время своих путешествий видел одно громаднейшее озеро, которое зовется морем. Вот если бы ты мог добраться до этого самого озера, которое зовется морем, то уж там наверняка стал бы большим, большущим, огромным, потому что озеро, которое зовется морем, большое так уж большое.