Первым делом Тея потянулась к мужчине эфирными сенсорами, оценивая общее состояние и приходя к неутешительному выводу. Он слаб и истощен, если он умрет сейчас, это навсегда, у него попросту не хватит сил вернуться к кибелиску. У неё только одна попытка…
На него махнули рукой, это стало очевидно даже после беглого осмотра. Повязка на груди была разрезана поперек, открывая развороченные ребра, торчавшие как выгоревшие пеньки. Мышцы были прижжены до черноты, но сил на кровоостанавливающие чары лекари всё же не пожалели, бросив горе-целителя доживать последние мгновения самостоятельно.
И тут вдруг этой мешанине черно-буро-алого что-то резануло глаз. Что-то яркое, изумрудно-зеленое, отчасти напомнившее… мантру чародея? Какое нелепое и неуместное сравнение. Сердце в открытой ране вздрогнуло и замерло, словно перестав биться. Это оно было испещрено зелеными чуть светящимися линиями, некоторые из которых были тоненькими, словно волоски, уходящими в сосуды, расползаясь по всей груди.
Раненый протяжно вздохнул, а голова его метнулась на подушке, словно он увидел или чувствовал что-то неприятное.
На удивление не было времени. Тея погрузила пальцы в податливую плоть, нещадно и щедро вымазывая их в крови. В голове сложилась цепочка действий, от которой нельзя было отступать — кровеносные сосуды, кости, мышцы, кожа.
Разожглось серебристое сияние, девушка не жалела сил, призывая всю доступную мощь эфира и бросая её туда, внутрь раненного, стремясь облегчить его боль и спасти.
Стоило соткать первое заклятие, как его свет словно впитался в самый толстый сосуд, искрясь маленькой точкой и постепенно растягиваясь по всем тонким ниточкам. Вся «конструкция» вздрогнула, сокращаясь, повторило движение и застывшее до этого сердце, а затем еще раз. И еще.
Все ткани подчинялись заботливым рукам умелой целительницы. Спустя какое-то время стало очевидно, что пациент дышит и пока не собирается покидать материальный мир. Пальцы стиснули простынь словно в судороге боли, хотя это можно было и списать на рефлекс мышц, «оживавших» под действием лекарских чар. Непострадавшее веко дрогнуло, уцелевшая бровь нахмурилась, но Юстиэль не издал ни звука, все еще погруженный в горячку беспамятства.
«Живи, пожалуйста, только живи…»
Лоб давно покрывал холодный пот, от напряжения стали мелко подрагивать руки. Алетейя выжгла дотла весь доступный резерв сил, дополнительно воспользовавшись зельями. Когда и они перестали помогать, Юстиэль уже перестал напоминать будущий труп. Девушка безвольно уронила руки на постель, устало глядя на своего пациента.
— Юс…
В какой-то момент начало казаться, что сейчас он сядет на койке, улыбнется, как ни в чем ни бывало, словно и не было двух месяцев разлуки и поражения на осаде. Но целитель оставался все таким же бледным и неподвижным, хотя его тело и впрямь стало больше напоминать именно тело, а не взорванную банку тушеного курзета.
— Алетейя, — девушку окликнул знакомый строгий голос. Это была настоятельница храма, — вокруг еще полно раненых, а ты весь день провела у постели одного безнадежного.
И впрямь, солнце уже клонилось к закату. За тяжелой работой нетрудно было утерять ощущение реальности и времени.
— Я… уже иду… — девушка медленно поднялась, заставляя себя отвести взгляд от лица мужчины, — Иду…
Тея еле заставила себя отойти от койки и направиться к другим больным. Целительница исполняла свой долг ответственно, но стараясь делать всё очень быстро. Лишь бы поскорее вернуться к Юстиэлю.
Но сделать это она смогла лишь глубоко за полночь, когда свет в зале почти полностью погасили, оставив лишь некоторые лучины.
Взяв одну из них, Тея поставила её на тумбу и опустилась на краешек койки, тревожно вглядываясь в лицо целителя.
В текущем освещении он казался застывшей копией живого когда-то даэва. Черная корка ожогов делала лицо еще больше похожим на маску, а пляшущие от лучины тени заострили черты. Юстиэль не шевелился: не вздрагивал, не стонал, словно сон был настолько глубоким, похожим на смерть, в которой уже не чувствуешь боли. Рука все так же стискивала простынь, а залеченная грудь уже заметнее поднималась в такт дыханию.
Тея положила ладони ему на грудь, растрачивая последние силы на исцеляющее заклятие.
Но слабое свечение оборвалось, едва появившись. Девушка была уже не в состоянии использовать магию и оставалось только молиться.
«Покровительница, помоги ему, нареченному в твою честь…»
— Тея? — тихий голос наставницы прервал мысль. Девушка оглянулась и поднялась, уважительно склонив голову. — в чем дело?
— Я пытаюсь ему помочь…
— Ты уже не можешь ничего. Тебе надо поспать и привести в чувство себя, иначе не будет толку.
— Но… — жрица оглянулась на спящего. На её лице отразилось смятение и неуверенность, не укрывшиеся от взгляда наставницы.
— Целителям душ нельзя чувствовать ничего, Алетейя. Существует только долг. Не играй с огнем.
— Я уже обожглась… — искривив губы в горькой улыбке, ответила Тея, — Извините, я останусь тут. Я хочу быть рядом, когда он придет в себя.
Наставница поджала губы, между ее бровей пролегла угрюмая складка. Но почему-то женщина не стала спорить и, развернувшись, зашагала прочь из зала, снова оставив Алетейю наедине со светом лучины, своими мыслями и раненым.
Потянулось время, в тишине и неведении оно тянулось мучительно долго. Пришлось сменить сгоревшую лучину, чтобы не сидеть в кромешной тьме, хотя сквозь окно и проникал серебристый звездный свет, но его было недостаточно, чтобы осветить огромный зал храмового лазарета.
Юстиэль открыл глаза и плавно сел, словно и не было кучи бинтов. С улыбкой посмотрел на задремавшую целительницу.
— Что же ты так себя изводишь? Со мной уже все в порядке, честно, — мягко произнес он и протянул руку, ласково погладив девушку по волосам. Ощущение было очень реалистичным, потому последовавшее за ним пробуждение ото сна походило на ушат ледяной воды.
— Воздух! Они в небе! Воздух! — закричал очнувшийся пациент, выдергивая вымотанную Алетейю из уютного мира грез. Юстиэль действительно очнулся, рывком сев, рукой он указывал куда-то под потолок, вытаращенными от ужаса глазами глядя туда же. Целитель морщился от боли, словно не понимая, что резкими движениями он растревожил с таким трудом залеченные раны.
Мыслями он явно был на поле битвы возле Силлуса, аккурат в момент удара с Дерадикона.
Целительница хлопнула глазами, лихорадочно соображая, что же делать. А выход был только один.
— Прости меня… — неслышно шепнула девушка, впиваясь в разум целителя своими эфирными сенсорами. Её собственный разум затопила тьма и перед глазами медленно всплывали произошедшие события.
Очередной крик вместе со вдохом замерли на губах Юстиэля. Подрагивая, он смотрел все в ту же точку под потолком, но руку машинально опустил на койку. Теперь его разум, сам того не осознавая, делился образами прошлого с целительницей.
Девушка смогла увидеть крепость Силлус и окружающие её горы, ощутить боевой азарт, переполнявший и будораживший мысли. Несколько альянсов собирались на штурм, плечом к плечу, латники впереди, за ними лучники и маги, и прикрывали их жрецы, в числе которых был и сам Юстиэль.
Горячее безумие схватки, команды, кровь, предсмертные крики, напряжение, от которого сводит все тело, и нет времени даже толком выпить настойку маны, чтобы восстановить силы. С оглушительным треском где-то рядом лопнула струна арфы одного из бардов, пальцы музыканта были в крови.
Когда в очередной раз в поле зрения сложил крылья один из стражей, командир рявкнул всего одно слово «Отступаем!», и ряды элийцев, добравшиеся до внутреннего двора, потекли обратно. Белокрылых было в разы меньше, чем северян. Вдогонку им сыпались стрелы и заклинания.
Молодой лучник рухнул как подкошенный со стрелой в виске. Юстиэль проводил его заторможенным взглядом, в то время как его руки и губы продолжали ткать целительские заклинания, чтобы прикрыть отступающих, позволяя не сложить крылья под натиском врага.
Внезапная боль оборвала очередное заклинание. Рот мигом заполнился кровью. Лезвие шпаги, пронзившей спину под левой лопаткой, показалось раскаленным. Такое знакомое ощущение, связанное с чем-то страшным из далеких, старых воспоминаний.
Горе-убийцу оттащил зигзаг серебристой молнии, сорвавшийся с клинка одного из элийских стражей. Юстиэль пошатнулся, но упасть не дала чья-то рука в латной перчатке, увлекая прочь от крепостных стен. Элийские альянсы к тому моменту сильно поредели.
Под ногами заскрипел снег, протаивая от крови, которую беглецы обильно роняли. Уши заполнил гул, а в груди и боку кололо, мешая нормально держать шаг наравне с остальными. «Ну что ты мешкаешь?!» — рявкнул тащивший целителя латник и хорошенько встряхнул того.
Голова жреца безвольно мотнулась, а взгляд поднялся к небу, на котором нарисовалась темная махина балаурского дредноута. Его орудия засветились алым огнем, готовясь к залпу.
— Воздух! — крика никто не услышал.
И все заполнил звук оглушительного взрыва и ощущение страшной боли, выжигающей все остальные чувства и разрывающей буквально на куски.
Тея отстраненно смотрела на всё изнутри. Нечто подобное ей доводилось видеть и вживую, потому не слишком пугало. Однако видеть смерть Юстиэля…
«Всё хорошо, всё кончилось…», — мысленно зашептала целительница, стараясь успокоить мужчину. Но собственное волнение за него усугубило дело, сбивая эфиропотоки, вовлекая внутрь, дальше, во все закоулки памяти
«Нет… не надо, уйди», — далеким эхом запротестовало сознание целителя, но его состояние пока не позволяло закрыться от подобных вторжений, потому голос быстро утих, и мысленному взору Алетейи стали рисоваться новые картины.
Солнечный Элизиум, метка рыцаря Миразента и новенькая кольчуга на молодом целителе. Юстиэлю недавно исполнилось 25, сердце заходилось от волнения, он вступал в свой первый осадный легион.
Картинка сменилась на образ высокой статной даэвы, она была чародеем последней ступени посвящения. Сильная, гордая и заботливая наставница. Тея-наблюдательница ощутила укол ревности при взгляде на эту даму рядом с массивным стражем. Они о чем-то негромко переговаривались.
«Осада… Астерия… возьмем молодняк… сам главнокомандующий поведет союз».
Бездна. Белоснежные крылья решительно вспарывают воздух, вокруг — десятки точно таких же. Альянсы сплоченными рядами летят на штурм крепости. Первый серьезный бой, первая осада. Наивный мальчишка пообещал принести чародейке черное перо асмодианина как знак своих боевых заслуг. В душе разливается тепло, а перед глазами стоят искрящиеся карие глаза и мягкая улыбка пухлых губ.
Слишком просто удалось пробить ворота, слишком просто их пустили внутрь, под магический купол, защищавший цитадель от атак сверху. Только в зале лорда-заступника командование поняло, что-то было не так. Бойцы не возрождались у кибелисков, не могли они и очнуться около ники. Зал наполнился трупами и элийцев, и асмодиан. Черные и белые перья смешались в единую массу.