Однако хозяйке поляны бескормица уже не грозила: зима была позади.
А вдвоем беды не страшны никому, даже лисам.
Догадливая синичка
Зима как зима.
С морозами. Со снегом.
Сиротливо торчат высохшие стебли борца, медвежьей дудки. Ни жучков, ни паучков…Одна стерильная белизна. И куда только эта мелочь подевалась?
Маленькая синичка старательно долбит пустотелый стебель борца. И зачем ей это надо?
На потрескивающем стебельке, как на фюзеляже самолета, вырастают аккуратненькие иллюминаторы-оконца. Ну чем не небоскреб?
Крыша есть. Стены есть…
Окна в десяток этажей добрая синичка сделала: спеши, заселяйся, лесная мелочь!
Только, оказывается, все не так. И не такая уж синичка добрая. Дело в том, что стебелек этот давно заселен. Там, внутри, плотными рядами сидят оцепеневшие жучки, паучки, комары. На тонких паутинках покачиваются коконы бабочек.
Попробуй обнаружь их, когда все входы-выходы забиты пробками. Пробками-дверцами собственного изготовления.
Разве догадаешься?
А синичка догадалась.
Вот и долбит стебелек за стебельком, извлекая на обед обитателей скрытого царства.
«Разговор» в ельнике
«Фи-и-ть…фи-и-ть…» — в протяжном свисте захлебывается рябчик.
«Фи-и-ть… фи-и-ть…» — описывает страстно красоты своих владений.
Так свистит, как будто он хозяин заморского края, а не реденького елового царства.
А подружка на противоположном берегу речки Лютоги не верит ему.
Сколько вас, краснобаев, в лесу?
А чуть что — детей одной воспитывать?
Оседлостью самцы-молодцы не блещут.
Вот и отвечает самочка на его страстное и вдохновенное «фи-и-ть…фи-и-ть» сдержанно и сухо: «фить…фить…» — не свисти, мол, все равно не верю.
Не знаю, сколько длился этот диалог, конца не удалось услышать — село проснулось.
Трактора застучали.
Засновали машины туда-сюда.
И тонкое лирическое «фи-и-ть… фи-и-ть» потонуло в будничном поселковом утре. А следующее утро началось без рябчиковых рулад. Хоть и встал я пораньше, чтобы краснобая послушать.
Только молчала сопка с молодым ельником на ней. Видно, ушел рябец-молодец в примаки…
К подружке за речку.
Переполох
Под мартовским солнцем снежный ком дрогнул. А легкий ветерок завершил начатую работу.
Снежная глыба, шурша по веткам, устремилась вниз, увлекая за собой большие и малые снежки, запутавшиеся в суковатой кроне дерева.
Снежное облако серебряной пылью окутало елку.
…Вскоре пыль осела.
Ель расправила крону.
Но по крутому склону, наматывая на себя, как вату, снежное покрывало, все еще продолжали катиться на глазах увеличивающиеся в размерах елочные снежки.
Шумный снегопад застал таежных обитателей врасплох. После скромных завтраков они расслабленно дремали в своих укрытиях.
И вдруг такой переполох. Дробным боем застучали беличьи лапы по промерзшим стволам елей.
Тревога!
Тревога!
Тревога!
Испуганно поднялась в воздух стайка синиц, только что ковыряющихся в сухих стебельках лесного высокотравья.
Заяц в спешке покинул лежку. Снежный ком прокатился буквально рядом.
А вдруг!
А что вдруг?
Ведь ничего страшного не случилось. Просто с разлапистой ели свалился снежный ком.
Вот и все…
Поющие бекасы
На деревянных столбах линий электропередачи сидят бекасы.
Словно косы в руках у косарей: вжик, вжик, вжик — знай себе руладами заливаются пернатые. Наверное, событие какое-то произошло в их жизни, раз в самую страду праздник себе решили устроить.
И после каждой рулады взволнованное, с придыханием, с особой нежностью — вжи-и-и-и-ик.
«Смотрите все, какие мы счастливые…».
Десяток минут стою, выключив двигатель машины, и слушаю семейный дуэт. До птиц — рукой подать.
Каждое крылышко можно рассмотреть.
А они на меня ноль внимания.
В сторонке, на лугу, чистит клюв старая ворона.
Бросила взгляд мельком: делать, что ли, нечего или поющих бекасов никогда не слышал? И вновь углубилась в свою работу, шлифуя корявой лапой и без того блестящий клюв.
А мне действительно поющих дуэтом бекасов не приходилось видеть и слышать.
Пикирующих с высоты птичек с вибрирующими перьями хвостов, от чего воздух наполняется дребезжащим свистом, встречал на любом летнем лугу, особенно в брачный период. Но то — пение хвостом.