Зайчишку, наверное, тоже чему-то мама учила.
Да плохим учеником оказался, раз в лапы лисице попал.
С месяц зайчишка жил в клетке.
Сначала сторонился, по углам жался.
От корма отказывался.
Потом привык.
И блеск в глазах появился.
И шерстка лосниться стала.
Но чтобы не губить косого, чтобы не отвык от воли — в лес отвез.
Правда, от лисьей норы подальше.
Заяц он теперь ученый, второй раз в лапы лисице не попадет.
А лисья наука, наверняка, впрок пойдет.
Лишь бы опять плохим учеником не оказался.
Самоубийца
Яркоперый тайменчик яростно таранит продолговатый камень в воде, раз за разом ударяясь в твердую гладь его.
Самоубийца, что ли?
Я пришел на речку, чтобы сполоснуться, — а тут такая драма.
Ну что ж, подожду, чем дело закончится.
В природе свои законы. Не я создавал их. Не мне отменять.
Не стану вмешиваться, пусть что будет.
Успею еще поплескаться.
А юный камикадзе, как бы чувствуя, что могут помешать, в очередной раз идет на таран.
Потом еще и еще…
И…чудо. Камень дрогнул и шевельнулся.
А быстрое течение доделало начатую работу.
На месте камня образовалась воронка.
В воронке золотистыми бусинками блеснули икринки.
Вот тебе и самоубийца!
Тайменчик, оказывается, охотился.
И тут только я обратил внимание на дно реки.
Песчаные отмели от берега до берега буквально были перепаханы лососем, который, выполнив свой долг перед природой, мертвыми тушками давно скатился вниз, в море.
Но под грудами речных камушков и песчаных бугров оставил дожидаться своего часа миллионы янтарных икринок.
О чем и напоминало дно «перепаханной речки».
Пока я переваривал полученную информацию, юркий хищник облюдовал другой камушек.
Вот и верь после этого пословице, что нельзя биться головой об стенку.
Спасибо, спаситель мой
От заброшенного сенника, построенного прямо у кромки леса, я всегда старался держаться подальше.
Уж очень кусачие осы жили в нем.
Живого по близости не терпели.
А тут нужно было к ручью спуститься.
За водой, — опять водопровод где-то прорвало.
Пришлось мимо ос красться.
Крадусь, а кругом тишина.
Никто угрожающе не жужжит, никто не преследует.
Поозирался кругом: куда же делись злыдни?
Сенник на месте, растущие деревца тоже…
Только на колючем элеутерококке какие-то золотистые ягодки появились.
Подошел поближе, а это не ягодки, а насаженные на колючки осы.
Те самые, которые постоянно досаждали мне.
Коллективное хара-кири что ли?
Пока ответ на загадку искал, взгляд на себе почувствовал.
Сидит на вершинке куста бузины большеголовая птица и глазами буравит меня.
Как сыч насупилась.
Сорокопута узнать нетрудно — голова выдает происхождение.
Понятно, чьих рук дело.
Выходит, и его здесь дом, раз столько запасов наготовил.
А я по весне все гадал, чье гнездо в развилке нижних ветвей бузины обнаружил.
Из сухих стебельков полыни, вейника, кусочками бересты переплетенное. Основательное, надежное.
А я думал, кто же такой умелец?
Вот ты какой, сахалинский сорокопут!
Ну, здравствуй!
Слышал про тебя, что хозяин ты запасливый.
Про «запас» на колючки и лягушек развешиваешь, кусочки недоеденной ящерицы…
Но умудриться все полчище ос выловить, — тут талант особый надо иметь.
Спасибо, освободитель мой.
Но не нужно было делать этого.
Они тоже право на жизнь имеют.
Да и привык я уже к ним.
Для тебя это просто корм, звено пищевой цепочки, а для них — жизнь.
И с жизнью этой ты беспощадно расправился…
И соловей перестал петь
Заросли бузины в окружении высокорослой крапивы, — любимое место певчих птиц во дворе.
На кустах бузины они поют.
На кустах бузины сочными ягодами кормятся.
Средь кустов гнезда вьют.
Не просто вьют, но и защищают их самоотверженно.
Приблизился к одному из кустов — а на меня стремительно птичка летит, и сворачивать не собирается.
Камикадзе, да и только!
Пришлось уворачиваться мне.
Сделал еще несколько шагов — новая попытка тарана.
А я не дрогнул.
— Взыграло самолюбие.
Едва не касаясь щеки крылом, птичка круто уходит в сторону.
— Ну, голубушка, на мякине не проведешь меня!
— Знаю я твои хитрости.
— От гнезда стараешься увести.