Сеятель не улетел в овраг только потому, что путь ему преградило дерево. Оно хоккейным вратарем растопырило молодую поросль, словно готовясь в броске перехватить катящееся по склону тело. Сгруппировавшись, человек постарался встретить препятствие с минимальным ущербом для незащищенных тканью комбинезона лица и рук и слишком поздно заметил скрывшийся в тонких побегах мощный, обломанный почти у самого основания старый ствол. Когда голень врезалась в неожиданную преграду, Мартин увидел, как изогнулось под неестественным углом его собственное колено, почти услышал треск рвущихся связок и закричал, еще не от боли, а от злости, что так нелепо попался.
В тот же миг кто-то рывком вытащил его из зарослей, уложил на спину. Услышав характерный, но такой невероятный звук, Мартин приподнялся на локтях. Призрак изображал из себя доктора Айболита из детской сказки – седая бородка, круглые очки, нос пуговкой и смешная белая шапочка с крестиком. И он действительно разорвал комбинезон! Его же нельзя разорвать! А потом прохладные пальцы коснулись мгновенно опухшего сустава, принялись перематывать ногу жестким бинтом. От укола Мартин вздрогнул. С удивлением увидел раскрытый чемоданчик аптечки, разорванную упаковку регенерационной капсулы. Когда успел?
- А теперь нужно найти место, где ты сможешь поспать, - сказал призрак и подхватил сеятеля на руки.
- Я смогу идти! – попытался сопротивляться тот.
- Уже нет, - хихикнул доктор Айболит, - я ввел снотворное.
Мартин принялся ругаться – тихо, бессвязно, исключительно для того, чтобы не заснуть раньше времени. Он боялся провалиться в беспамятство, потому что тогда призрак может исчезнуть, и он, Мартин, снова покатится вниз по склону...
Проснулся сеятель в разноцветном сиянии ночи. Он лежал на спальнике, на совершенно ровной поверхности, столь неожиданной в этом лесу. Впрочем, по логике, сюда и свет лун проникать не должен был. Но вот проникал, как и солнце. Хотя, определять по ним время человек так и не научился. Он ощупал ногу. Штаны были целыми, но Мартин все же скосил глаза на индикатор состояния приборов – все было в норме. Колено, судя по ощущениям, тоже уже зажило.
- Спасибо, - сказал Мартин вслух.
- Не за что, не за что, - отозвался кролик Банни.
- Неудачно вышло, - вздохнул Мартин. – Я могу выбиться из графика.
- Ни-ни! – засмеялся кролик. – Чтобы ты – и выбился? Да ни за что!
- Ты издеваешься!
- Если бы я хотел поиздеваться, я дал бы тебе поступательного пинка еще там, на склоне, - пожал плечами призрак.
- А вместо этого спас меня.
- Ты бы и сам себя спас, только чуть позже. И тогда наверняка выбился бы из графика.
- А тебе-то что за дело до всего этого? – спросил Мартин, не надеясь на ответ.
- Как чего? – удивился призрак, смешно взмахнув мультяшно утрированными ушами. – Представь, сколько шуму поднимется, если ты вовремя не отпишешься на базу. Кому надо!
Мартин задумался, почему призраку так не хочется поднимать шум. Ответов было много. И ни одного.
- Я понял, ты – разум самой планеты, - высказал он давно мучившее его предположение.
- Ты мыслишь стереотипами, - фыркнул Банни.
- Как умею, так и мыслю, - обиделся Мартин.
- Вообще-то думать у тебя неплохо получается, правда, ты не умеешь ценить свои способности.
- Мои мысли могут ценить другие. Со стороны виднее.
- Смотря с какой, смотря с какой... Например, мысли оцененные снизу, всегда будут казаться больше, чем они есть на самом деле.
- Мне это ни к чему.
- А сверху – только Солнышко, - призрак мерзко захихикал. Мартин поморщился, помолчал и перевел разговор на другую тему.
- Я рассчитывал миновать лес до заката, - сказал он, - остановиться на привал у реки. Не знаю, сколько времени у меня займет переправа.
- Не о том думаешь, - покачал головой призрак.
- А о чем я должен думать?
- Ты думаешь о времени, а нужно думать о самой переправе. А вдруг ты вообще не сможешь войти в реку?
- И как это понимать? – растерялся Мартин.
- Завтра узнаешь, - отозвался кролик и зевнул.
И сеятель тоже сразу почувствовал, что глаза закрываются.
Переправа не обещала быть легкой, и это становилось понятно сразу, с первого небрежного взгляда, с первого проблеска воды между деревьями. Вообще, эта река и на реку-то похожа не была – слишком широкая, медленная, задумчивая. Она казалась не просто преградой на пути, а некой ловушкой, или не ловушкой – испытанием, проверкой на отвагу, выносливость, решимость и какие-то еще благородные и не слишком нужные в обычной жизни качества. В обычной для кого-то, но не для сеятеля. Там, за этой рекой, могло быть что угодно, и, пожалуй, следовало десять раз подумать, а нужно ли это что-то, та ли это цель, ради которой стоит идти на риск, окунаться в слишком чистую и прозрачную воду, словно грозящую смыть в тебе нечто важное и нужное, нечто лично твое, накопленное самой жизнью. Не воспоминания, нет. Глубже, сокровенней, может быть, даже страшнее.