Она выдавала себя за цыганку француженку, хотя на самом деле родилась в Москве, и говорила по-французски с русским акцентом, а по-русски с французским акцентом. Несмотря на свое давнее вращение в свете, она по-прежнему больше была похожа на служанок в доме чем на знатную даму, только с большим количеством колец на руках.
—Это мне подарил болгарский князь, это мне прислал русский царь, это…
Неужели у прадеда Максима Максимовича и вправду был роман с Марией Пуаре?
—И милый господин Максим Максимович всегда очень добр со мной, вашей бедной соотечественницей и знаете, я плачу ему той же монетой в наших отношениях. Дело в том, что он уже очень зрелый мужчина для меня, и тем более очень благородный. Где бы я ни остановилась на гастролях, я постоянно имею дело только с принцами и высочествами, которые на самом деле гораздо более заурядны и скучны.
Отец Григорий смотрел на цыганскую певицу недоумевающе, ошеломленно, даже неодобрительно, потому что у него были проблемы чувства юмора, как он, наверное, мог бы смотреть на прима балерину из Мариинского. Она была для него из другого мира.
—Эта женщина просто какой-то как сексуальный рычаг, что-то вроде цепочки в туалете.
—Вы совсем не правы, отец Григорий, —улыбаясь уверял прадед.
Наши родственницы, сестры Марина и Марфа, считали, что Мария Пуарэ всего лишь бедная цыганка, сделавшая себе у нас хорошую карьеру благодаря успеху в Париже. Кузина Марина была очень красивой девушкой (на самом деле она была моей тетей, хотя она предпочитала называться двоюродной сестрой, что в ее глазах делало ее моложе). У кузины Марины волосы были уложены на пробор, как у известной актрисы Марии Домашёвой, что было популярно в то время, точно так же, как и у Марии Евгеньевны, но они совсем не походили друг на друга. У кузины Марфы была прелестнейшая птичья головка, орлиная и медлительная, как у аристократки из немого кино. Кузина Марфа была сложена точь-в-точь по канонам классики, со сдержанной пышностью форм, в греческом стиле (эти правила, установленные греками, несомненно пошли на пользу молоденьким девушкам), но она не была в моем вкусе, поскольку мне не нравятся здоровые, крепко сложенные девушки, какой бы классикой не считалась их фигура. У тетушки Марфы были романтические отношения с герром Арманом, представителем крупных немецких фабрикантов, и это создавало проблемы в годы войны, так что тетя Марфа и ее герр Арман не могли бывать в определенных местах, например, в Додоне, где доминировали франкофонский интеллектуализм и английский дендизм.
Кузина Марфа сильно страдала от такой дискриминации, но любила герра Армана, который был намного старше ее, с белыми волосами и со строгим, энергичным профилем. Правда в том, что те, кто сам не был на войне, очень сильно чувствовали теневое присутствие этой самой войны в своей ежедневной жизни. Сестры Коробейниковы терпеть не могли красавицу Пуаре, как они говорили, из-за ее низкого происхождения, и, хотя они были страстными сторонницами победы Антанты, всегда яростно защищали любовь кузины, видимо из чувства романтизма.
Что касается красавицы Пуаре, то она никому не нравилась. Мне она казалась хорошенькой, пусть и с видом служанки. Это было похоже на историю Золушки, девочки приемыша, которая оказалась слишком красивой. Пикассо уехал в Париж с его картинами и его цыганской внешностью или, может быть, застрял у себя в Барселоне. Саша и Аграфена находились в печали, каждая по-своему поводу. Саша послужила началом у Пикассо эпохи кубизма, а тетя Аграфена была более ранней эпохой, эпохой женщин тощих, лиричных и даже немного незрелых.
—Вы мормон, отец Григорий, —сказал прадед Максим Максимович.
—А вы - распоясавшийся помещик.
—Надеюсь, вы потрудитесь объяснить мне эту метафору, хотя метафоры - не ваша сильная сторона, святой отец.
- По сути, это была не более чем метафора. Прошу прощения.
- Как православный, я всегда прощаю людям оскорбления. Чего не могу простить, так это мужской импотенции.
Это звучало уже оскорблением мужского достоинства.
- Я имел ввиду импотенцию исключительно в области знания метафизики, конечно же, отец Григорий.
И продолжили ужинать. Отец Григорий налегал на горох, поскольку был большим мистиком, а бабушка Элеонора едва прикоснулась к горячему, поскольку весь вечер сильно волновалась из-за спора, из-за готовки или из-за климакса.
Дуэль состоялся на Крестовском острове в шесть часов утра, точно по расписанию, когда на улицах еще не появилось околоточных, которые могли бы вмешаться и воспрепятствовать поединку. Главными свидетелями трагедии были вороны, сидевшие на самой высокой ветке сосны, которая является прародителем деревьев, и модернистские лебеди на пруду, которые тете Аграфене до боли напомнили о поэте.
Съезжались на бричках, каретах, ландо, и все это выглядело похожим на утреннее представление в версальском дворце. В парке на Крестовском острове было какое-то неожиданное сходство с парком Фонтенбло, и тете Аграфене пришлось взять меня за руку, из-за внезапно нахлынувших на меня эмоций.
Кузина Марфа, под руку со своим герром Арманом, присоединились к компании немцев. У кузины Марины, ее младшей сестры, в солнечный день глаза сияли как у сиамской кошки, и она была под руку с высоким, смуглым молодым человеком, о котором я расскажу позже. Семейство Коробейников бросалось в глаза буйством форм дамских шляпок и яркостью красок цветов, нарисованных на платьях. Моя мать и старшие в семье держались особняком в сторонке от всех. Прадед Максим Максимович с утра уехал верхом по своим делам и даже не слышал о дуэли. Мария Леонидовна сияла, вечным красным и оранжевым пламенем своих волос, а Мария Евгеньевна появилась в карете, вместе со своим паном Вацлавом, крепко прижавшись к нему, влюбленная и траурная, более красивая, чем когда-либо, и более похожая на настоящую себя, чем когда-либо.
Господин Хаар приехал на немецком автомобиле, новом, черном и блестящем. В его машине было что-то от насекомого и что-то от танка времен Первой мировой. Мы стояли у самой кромки воды на широкой песчаной набережной, отрезанные от остального мира высокими деревьями, под сизым июньским небом, солнце сияло в полную силу, давно уже приобретя уверенность в себе, воздух был неподвижен и во всем была атмосфера завтрака на траве, которая отвлекала от драматизма происходящего. Я видел, как немцу подали на подносе два пистолета эпохи романтизма, и как он улыбнулся их древности, лишенный какого-либо поэтического чувства времени, несомненно подумав про себя, что в Германии уже производится гораздо более современное оружие. Но он все же выбрал один из двух пистолетов, и внимательно осмотрел его. Секунданты были разодеты как франты и выглядели гораздо элегантнее самих дуэлянтов. Последние меня немного разочаровали. Немец был похож на сержанта, а пан Вацлав выглядел так, как будто он только что проснулся, и собирался в спешке и не сильно заботясь о своем виде. Странный поступок для человека, который, возможно, находится на пороге смерти. Мы стояли довольно далеко от них, и я воспринимал происходящее как нечто театральное. Они выполнили все действия, предписанные протоколом отсчета шагов, переговорили с секундантами и свидетелями, а затем встали спина к спине.