На самом деле его звали Георгий Моисеенко. Но для всех – Моисей. Очень хороший мужик. Не просто хороший – настоящий. Немногословный, уверенный в себе, честный. Он работал начальником участка на буровой. Город наш еще тогда считался поселком, а Моисей – местной знаменитостью. Его обожали. Тогда ведь кто приезжал на Север – или уголовники бывшие, или сумасшедшие, или такие, как я – авантюристы в погоне за большими деньгами. А Моисей приехал по зову сердца… Не смейся. Это сейчас кажется странным, а тогда… Он верил, что горы льда можно превратить в цветущий город. И только об этом и говорил – как вместо бараков вырастут многоэтажки, больницы, детские сады, школы.
Еще он мечтал, чтобы рядом с нашим поселком появился комплекс, которого нет нигде в мире: чтобы из горы выходили мамонты и другие вымершие животные. А детишки бегали бы вокруг скульптур саблезубых тигров и любовались ледовыми дворцами.
Что еще его отличало от всех остальных? Отличное образование, прекрасная речь и харизма – настоящая мужская харизма. Вот он сидел напротив меня, рассказывал про мамонтов, и я начинала ему верить и готова была пойти за ним куда угодно. Он организовывал субботники, и мы все выходили – сажать чахлые саженцы, которые не желали приживаться в мерзлой почве. Но Моисей верил, что из этих палок вырастут деревья.
У него были жена Светлана и пасынок Сережа, которого Моисей усыновил и относился как к родному. Кто бы сомневался. По-другому и быть не могло. Просто образцово‑показательная семья. Я даже не думала, что такие встречаются. Смотрела на них, раскрыв рот, хотя была уверена, что меня уже ничто удивить не может. Всегда же смотришь на такие счастливые пары и гадаешь, когда они начнут скандалить – после первой рюмки или после третьей? А тут – никакого подвоха. Светлана – пухленькая, в кудряшках, хохотушка, добрая, простая, как пять копеек. За плечами – восемь классов образования и неоконченное училище не знамо чего. Нет, не это главное. Я была у них в гостях… То Света мужа за руку тронет, то он ее поцелует. Не на публику. Просто так. Будто они молодожены и не могут еще оторваться друг от друга. Некоторых это удивляло, а я завидовала. По-хорошему. У них была связь – с прикосновениями, с полувзглядами. И Сережа обожал отчима. Я никогда не видела, чтобы мужики так к детям относились. Он ведь все бросал, чтобы покатать с Сережей машинку. Представляешь, стол накрыт, гости, а Моисей встал и пошел Сережу укладывать – мальчик без него не ложился. И пришел через полчаса, когда Сережа уснул. Мужики в шоке, бабы чуть ли не рыдают от умиления. А Света гордая ходит. И это было так естественно, так, как должно быть. Он искренне любил этого ребенка.
Получалось, что он и дома такой же идеальный. И Света вроде чуть ли не святая – она готовила потрясающе. Особенно котлеты рыбные ей удавались. И пироги. На столе такие расстегаи стояли – язык можно проглотить. И вроде бы из ничего делала, а вкусно до истерики. И кто бы ни пришел – у нее забит холодильник и стол накрыт. Георгий в таких рубашках ходил – лучше чем из химчистки. Хотя о чем я говорю? Тогда и химчисток не было. Но Света отбеливала, отпаривала, крахмалила и складывала стопочкой – каждая рубашка аж хрустела, а воротничок стоял колом. Как уж она умудрялась, какие секреты знала – так мужика обиходить, чтобы он и пасынка признал, и домой спешил, и на сторону не смотрел. Вот тебе и восемь классов образования. И кудряшки. Ну готовит, ну на полках у нее порядок, полы сверкают, ни пылинки, ни соринки, но ведь не красавица. Поди пойми, что у мужчин в голове. Что им нужно? Неужели вот такой стерильный диспансер с регулярным питанием и дурой под боком, которая, чтобы понравиться мужу, встает рано утром, красит ресницы, а потом снова ложится?
С другой стороны, Моисей и сам был как не от мира сего – с его представлениями об идеальном Севере, о городах будущего, о цветущих оазисах, разбитых между льдами, о покорении вечной мерзлоты.
Почему я так долго об этом рассказываю? Чтобы ты поняла. Такого не бывает. Жизнь не кино. И Георгий не комсомольский вожак в исполнении красивого актера. Но он был таким. Как в кино. И Света в его тени казалась другой. У них было то, чего не было ни у кого, – семейное счастье, горящие глаза…
У Георгия и на участке всегда царил полный порядок. Как только начальство с Большой земли приезжало, их сразу к нему везли – буровую показывали. А потом к нему домой, на пельмени и расстегаи. Начальство в восторге, Георгию – премия, почет и уважение. Они со Светланой были визитной карточкой нашего поселка. Семьей, на которую все равнялись. Тебе смешно? Я тоже сначала не верила, но это происходило на моих глазах. Я казалась себе трезвенником, который оказался на пьяном застолье и вдруг поддался всеобщему веселью, будто пил наравне со всеми. Я даже корила себя за плохие мысли. Смотрела на Моисея, на его жену и чувствовала себя виноватой – за то, что не верю, не в силах поверить в их искренность и такую уж безгрешность, что ни одного камня за пазухой.
Никто не мог предположить, что такое случится. Как раз накануне очередной проверки все и произошло. На участке Георгия – трагический случай. Катерпиллер в болото утянуло вместе с машинистом. Что такое катерпиллер? Чудо японской техники. Как экскаватор. Был выделен образцовой буровой за особые достижения в покорении Севера. Можно сказать, выдали лично Георгию, как премию, и ждали перевыполнения плана.
На самом деле это страшное ощущение – сегодня ты думаешь, что все хорошо, и знаешь, что будет завтра. И вдруг – все, пустота. Когда ты такой идеальный, любая оплошность может стать роковой. Люди умирали, смертность на буровых была очень высокой, никто не удивлялся – погодные условия, невыносимые условия труда, лишения. Но если тебе выделили чудо техники… Каждый твой шаг должен был стать победным, тебе ничего не прощали. То, что погиб человек, не имело никакого значения. А то, что новенький экскаватор утоп в болоте – непростительно. Как теперь отчитываться перед руководством?
Моисей ходил сам не свой. Все понимали – несчастный случай. Но начальству нужен был козел отпущения. Кто-то должен был ответить за технику, которая ценилась дороже человеческой жизни. На Моисея завели уголовное дело – он формально отвечал за технику безопасности на участке. Формально, поскольку никакой безопасности не существовало. Суд провели экстренно, чтобы перед начальством отчитаться, даже адвоката не было. Моисею дали три года условно и выписали за этот самый экскаватор огромный штраф, который он за всю жизнь не выплатил бы.
Он пришел ко мне на следующий день после суда. Как-то он мне сказал, что я на него похожа – думал, что из Москвы приехала поднимать Север. Что я честная, идейная, своя. Понимаешь? Он мне доверял. А мне нечего было терять. Знаешь, что меня потрясло? Он не за себя пришел просить. Не за себя боялся. Сказал, что я должна сделать больше, чем подать кассацию. Он с моей помощью хотел доказать, что буровую нужно закрыть. В том месте, где произошла трагедия, нельзя было бурить. Георгий готов был биться до конца. Да, я схватилась за это дело. Как это сейчас называется? Пиар? Так вот я прекрасно отдавала себе отчет в том, что могу или выиграть, или проиграть с треском. И в первом случае у меня будет все и, главное, репутация. Во втором – придется уезжать. Мы проговорили два часа у меня в конторе, потом домой к нам пришли – Георгий не хотел тревожить Светлану. И он до утра мне рассказывал про геодезическую съемку. Что она была проведена, есть все документы и данные, согласно которым в том самом месте, где все случилось, работать было запрещено категорически. Но по велению начальства съемку проигнорировали и стали бурить.
– Я виноват. Знал. Но тоже молчал, – признался Моисей. – Решил, что начальству виднее.
– Мы можем обжаловать приговор, – сказала я.
– Достань эту съемку. Она наверняка в архиве. Пусть буровую закроют. Ты сможешь это сделать?
– Ты что, партизан? Ну какая из тебя Зоя Космодемьянская? Зачем тебе оно надо? Может, лучше не связываться? Ты же знаешь, что никто не будет разбираться. Тебя уже наказали. Перед начальством отчитались. Будут бурить дальше. Дело проигрышное, хоть и громкое, – пробовала уговорить я Моисея.