— Профессор, вы что зомбоящик совсем не смотрите? Вдруг случится Третья мировая? — спрашивал один из пользователей.
— Совсем не смотрю, и вам не рекомендую, — написал Доктор Б., — от своего зомбоящика я избавился примерно 7 лет назад. До этого на протяжении лет 15-ти он был накрыт салфеточкой и исполнял роль тумбочки. А про Третью мировую в следующий раз расскажу.
Подумав ещё немного, профессор, всё-таки записал запланированный выпуск про советский милитаризм, прикинув, что тем самым обратит на себя внимание заклеймённых проклятьями пользователей с Тупичка Гоблина и других сетевых нео-сталинистов.
— … Третьей мировой так и не случилось. А наше поколение так и не поняло, почему мы всю жизнь должны были делать танки и ядерные бомбы, когда могли бы делать утюги и стиральные машинки. Вот так мы всю жизнь готовились к войне, а она так и не наступила… Такие дела, — немого грустно подытожил Доктор Б. — Благодарю вас за лайки, просмотры, правда, вот в последнее время почему-то совсем перестали комментить. Ну, хоть финансово помогаете. Не даёте старику по миру пойти. Чтобы мне совсем хорошо стало, внизу опубликован номер счёта, номер карточки, PayPal, QIWI-кошелёк, Яндекс-деньги. Присылайте мне подаяния, а я продолжу совершенно безвозмездно делиться с вами знаниями на этой паперти храма науки. Всем удачи! Пока-пока.
Доктор Б. остановил запись и отправился спать. В эту ночь он заснул поистине младенческим сном. И тому было сразу несколько причин.
Во-первых, он был как никогда доволен собой, так как выяснилось, что он способен создавать интересный и содержательный контент буквально на лету.
Во-вторых, некоторые пользователи, похоже, поставили ему донат на автоплатёж. Коммерсант средней руки, владеющий тремя ларьками, которые сам он называл «продовольственной сетью», вдруг представил себя меценатом и пожертвовал 100 рублей в сутки. Сердобольная работница библиотеки, у которой душа болела за культуру и образование, скрепя сердце, установила ежедневную выплату в размере 10 рублей. Бьюти-блогерша прикололась со «стёбного старикана», который тоже запиливает видосики, и решила задонатить ему полтинник к пенсии. Какой-то жадина, желая выказать своё презрение «ватному» профессору, бросил одинокий рубль. Наконец, язвительный молодой человек с поверхностным знанием квантовой физики и истории СССР, изображая псевдоинтеллектуала, подкинул профессору 3 рубля, 62 коп. Ведь в стабильных советских ценах такого доната как раз хватило бы на бутылку водки. Другие, куда менее примечательные личности из числа сетевых зевак, набросали виртуального подаяния в сумме 350 рублей. Доктор Б. не знал никого из них. Впрочем, всё это не имеет ровным счётом никакого значения. Намного важнее, что он уже в который раз получил свои 514,62. И, это, конечно, приводило профессора в самое приятное расположение духа, делая его сон особенно сладким.
И, наконец, третье, и, наверное, самое главное. На заснеженной улице было так темно и так тихо, что, казалось, весь город вошёл в бедственное положение старого и усталого блогера и дружно решил дать ему возможность хорошенько выспаться.
Последний экстренный
Комиссар Лаврухин пребывал в подавленном состоянии. Ожидание вымораживало душу начальника эшелона, как и всё внутреннее содержимое вверенных ему вагонов. Многотонный поезд уже пятый день стоял, застыв посреди заснеженной пустыни.
Выдохнув пар, комиссар забрался по лесенке в тамбур, где столкнулся с Венечкой — стареющим интеллигентом в круглых очках и с вечно всклокоченной кучерявой шевелюрой. За время поездки Лаврухин так и не удосужился узнать, кем был Венечка по профессии — то ли писатель, то ли инженер — намного важнее было то, что он каждый раз вызывал раздражение.
— Когда же мы поедем, любезный? — оправдал предчувствия Венечка, затягиваясь сигаретой, зажатой в замёрзших пальцах.
— Скоро. Скоро поедем, — отмахнулся комиссар и спрятался за дверью, ведущей к локомотиву, куда Венечке, как простому пассажиру, было категорически запрещено входить. Там за толстой стальной переборкой простирался широкий отсек тендера, где морозный воздух снаружи смешивался со смолистым запахом угольной пыли и уже отчётливо веял теплом от раскалённой топки. Отметив, что угля заметно убавилось, Лаврухин прошёл к кабине машиниста Путилина, но застал того в кочегарке. От масла и сажи его лицо казалось ещё более сморщенным и измождённым, чем обычно.
— Ну, как там? Сидят? — устало спросил Путилин, вытирая пот со лба.