В противоположном конце, в распахнутых дверях кабинета, стоял худощавый человек и, плотно сжав губы, сосредоточенно смотрел на ребят. Валентина сразу оценила, как элегантно, но в тоже время старомодно был одет незнакомец. Белая рубашка с небрежно расстёгнутым воротом и подкатанными до локтя рукавами, светло бежевая жилетка и такие же брюки в мелкую вертикальную полоску. Но что действительно привлекало внимание, это находившееся перед незнакомцем странное блестящее устройство на штативе. В передней части прибора располагалось нечто вроде диска или сдавленной полусферы, вращающейся с бешеной скоростью.
Леонид хотел что-то сказать, но успел только выставить руку вперёд, закрываясь от яркого света, потому что раскручивающееся устройство затрещало и заискрилось. От внезапно возникшего ослепительного шара в разные стороны поползли небольшие вспышки электрических разрядов. Их извивающиеся змейки с громкими щелчками ударяли в батареи отопления, ручки дверей, оконную фурнитуру и лопающиеся от перегрузки лампы. С потолка посыпалось измельчённое стекло. Воздух наполнился запахом озона. Одна из молний выбила циркулярку из рук Толяна, а его самого оттолкнула в угол под окном. Тоже получив удар, Леонид сполз спиной по противоположной стенке. Уже лёжа на полу и теряя сознание, Валентина обратила внимание на остроносые зеленовато-коричневые ботинки неизвестного мужчины. Она определённо где-то их видела…
Глава 16. Захват
в которой Фагот погружается в водку и воспоминания, а заодно делает признание жене своего сослуживца
Фагот опрокинул в себя рюмку водки. Кажется, третью по счёту. Но это, к сожалению, не очень-то ему помогло. Перед глазами всё так же стояли поднимающиеся с земли трупы: их растерзанные тела и окровавленная одежда, сломанные и полуоторванные руки, распоротые животы с вывернутыми наружу кишками, зияющие чёрные глазницы без глаз. А главное, из головы не шло хорошо знакомое и привычное лицо Витюни, которое Фагот никогда не видел таким, как тогда. И тот момент, когда он наводит на него мушку и зажимает спусковой крючок. Росгвардеец поморщился и бессмысленно уставился в какую-то невидимую точку.
— Миш… Что там у вас произошло? — осторожно спросила полноватая молодая женщина лет 35-ти в помятом халате, сидевшая за столом напротив Фагота.
Он посмотрел на Зинаиду, медленно возвращаясь из своих воспоминаний в реальность, и поймал глазами её беспокойный мечущийся взгляд.
— Что-то произошло… — повторил Фагот, ощущая, что совершенно не способен объяснить, что же конкретно произошло.
— Попали в какой-то переплёт? — стараясь сдержать дрожь в голосе, уточнила Зина.
— Можно и так сказать, — кивнул росгвардеец, снова утыкаясь глазами в рюмку и подливая себе из уже изрядно отпитой бутылки.
— Что-то прошло не по плану?
— Да уж какой там к ху*м план… — Фагот хлопнул ещё 50 грамм. — Я, правда, не знаю, что сказать… Как тебе объяснить. Мы к такому не были готовы.
Взволнованная женщина внимательно посмотрела на него.
— Как тогда в Дагестане?
— В Дагестане… — снова повторил конец фразы росгвардеец, потому что вопрос Зины уже отправил его на одиннадцать лет назад.
Вторая чеченская кампания завершена. Федеральные силы, укомплектованные в том числе ментами, продолжают зачищать территории от остатков террористических банд. Вот и он сам, куда более молодой, но уже достаточно опытный боец, в составе отряда силовиков штурмует поселковую школу. Небольшое двухэтажное здание, потрёпанное войной. На стенах, покрашенных однотонной краской, следы от пуль.
Снайпер через окна валит двоих джихадистов. Оставшиеся в глубине, вяло отстреливаются со второго этажа. Летние каникулы и внутри не должно оказаться детей. Никто не выдвигает никаких требований, поэтому принимается решение входить. И пока остальные ведут прицельный огонь по окнам, Фагот и ещё двое бойцов обходят здание с тыла и проникают в него через служебный вход.
На первом этаже среди битого стекла валяется труп кого-то из работников, кажется завхоза, а, может, и учителя, судя по наглаженным брюкам, седого мужчины с аккуратно постриженной бородой и перерезанным горлом. Сельский интеллигент, на него даже не стали тратить пулю, а прирезали как барана. А говорят, что на Кавказе проявляют уважение к старшим. Не все и не ко всем. Когда идёт гражданская война, иногда даже родной отец может перестать быть своим.