— Да не боись ты, майдановец, — примирительно и даже добродушно проговорил Захарчук, по всей видимости, решив взять на себя роль хорошего полицейского, и даже похлопал студента по плечу. — Мы же тебя прикроем в случае чего. На вот! На всякий пожарный…
Майор сунул в руки Петрову зажигалку и пару оставшихся освежителей, после чего все трое тоже неторопливо пошли к складам.
Глава 29. Коллеги
в которой происходят новые открытия, старые сослуживцы вспоминают былые времена, а Толик осознаёт совместимость гения и злодейства.
С самого утра сумрачную тишину небольшой квартирки ничего не нарушало. Даже неутомимый пластилиновый человечек в банке, вновь нежно слепленный толстыми и морщинистыми профессорскими пальцами, сейчас не стучал, а просто неподвижно лежал, притулившись к стенке своей стеклянной темницы. Лежал и сам хозяин квартиры. Правда, в отличие от своего пластилинового друга, Борис Сергеевич всё-таки порождал в воздухе звуковые колебания то своим похрюкивающим стариковским храпом, то скрипом дивана, с трудом сносящего давление грузного профессорского тела.
Серия коротких и слишком интеллигентных стуков в дверь была недостаточно громкой, чтобы нарушить этот благостный сон. За дверью послышался разговор:
— Может, ушёл… Или случилось что-то?
— Да куда ему? Живой он! Не слышит просто. Снова, поди, бородой своей уши завесил и дрыхнет. Вот так надо!
Новый стук в дверь, куда более громкий и настойчивый, заставил Бориса Сергеевича проснуться и с кряхтением подняться на ноги.
— Открывай, Дед Мороз! Это свои! — послышался из-за двери голос Толика.
— Сейчас, сейчас, молодые люди, — засуетился профессор, щёлкая замками и тяжело поддающейся цепочкой. Наконец он открыл дверь и уже даже натянул под седыми усами и бородой добродушную гостеприимную улыбку, но, увидев вошедших, слегка отшатнулся в сторону и так и замер с этим глупым выражением лица.
— Вы?!
Пётр Петрович шагнул внутрь квартиры, а скорее брезгливо перенёс через порог ноги в остроносых зеленовато-коричневых ботинках с бетона лестничной площадки на влажную тряпку, тщательно вытер их, неторопливо расстегнул озябшими пальцами пуговицы пальто, освободил шею от нескольких оборотов шарфа и только потом с язвительной усмешкой ответил:
— Я.
Следом за ним вошёл Толик и, не особо церемонясь, прямо в верхней одежде протопал на кухню. Все эти разговоры учёных головастиков его сейчас увлекали куда меньше, чем возможность разжиться чем-нибудь съестным в профессорском холодильнике.
— Не мог подумать, что мои записи окажутся именно у вас… — пробормотал Борис Сергеевич, наблюдая, как Пётр Петрович по-хозяйски пристраивает своё пальто на плечики в гардеробе.
— Других не осталось, — коротко ответил он. — А это принципиально?
— Нет… В общем, нет, — замялся старик. — И что же? Вы с ними ознакомились?
— В общем и целом. В общем и целом, Борис Сергеевич, — всё так же торопливо ответил Петр Петрович, проходя в комнату. — Можно сказать, наши соображения относительно колебаний внешнего индуцирующего поля были параллельными.
— Вы что же? Желаете оспорить приоритет моего открытия? — пробормотал старик.
— Увольте, Борис Сергеевич, — рассмеялся его учёный коллега. — Ваши лавры останутся при вас. Возможно, вы даже войдёте в школьные учебники. Хотите, назовём эффект вашей фамилией? Я готов поспособствовать этому. Вот только… Я экспериментально определил частоту этих индуцирующих колебаний.
— Определили частоту? Вы уже ставили эксперимент? — удивился Борис Сергеевич и опустился в кресло, потому что ноги вдруг перестали его слушаться.
— Представьте себе, — хихикнул Пётр Петрович, расслабленно рассматривая книги на длинных кособоких полках, протянувшихся вдоль стены, напротив дивана. — Для этого просто необходимо было почаще задерживаться на работе и работать, а не отсиживаться дома, записывая видосики для интернета.
— Да, разумеется, — растерянно погладил свою лысую макушку седовласый профессор. — Просто, кто бы мог подумать… Вы никогда не были достаточно аккуратны в постановке экспериментов. Взять хотя бы тот раз, когда вы запороли опыты по сверхплотной передаче цифрового радиосигнала…