Поморщившись, Пётр Петрович поспешил отвести взгляд от столь неприглядного зрелища.
— Полагаю, Анатолий Ефремович, вы понимаете, что подобные несчастные случаи иногда происходят.
Толян молча кивнул.
Глава 30. Компас
в которой тяжёлым испытаниям подвергается дружба, семейные ценности, топор, а главное — пуфик с бордовой обивкой и арабскими узорами, зато Марина оживает, а Вексель наконец-то расслабляется
Марина сидела на диване, спокойно глядя перед собой и чуть покачивая головой из стороны в сторону. Её лицо и руки по-прежнему были неестественно бледными, но в редких небольших движениях уже не просматривалось прежней кукольной механистичности, а взгляд казался, осмысленным, хоть и немного отстранённым.
Девушка несколько раз сжала посиневшие пальцы и осторожно пошевелила связанными скотчем запястьями, а потом посмотрела на Векселя.
— Я что-то натворила? — спросила она, встретившись глазами с напряжённым взглядом отца.
— А ты что же? Ничего не помнишь? — после продолжительной паузы ответил мужчина вопросом на вопрос и его голос задрожал. — Ты помнишь, кто это с тобой сделал, Мариночка?
— Я… Не знаю… — девушка нахмурилась, напрягая память. — Никто конкретно. И все вместе, — она зажмурила глаза. — Помню, что мне было холодно. Очень холодно. Шеф сказал, что надо задержаться на точке, чтобы раздать флаеры тем, кто станет выходить с какой-то киношки. Он не знал, что придёт такое резкое похолодание. Или просто не подумал об этом. Оставалось ждать больше часа, а я уже конкретно задубела. Я рассчитывала, что смогу посидеть в кафешке у кинозала, там ещё было что-то вроде книжного магазина, и я могла бестолково походить и поглазеть на полки… А парень… Кто он там… Типа бармен или бариста. Он не открыл, просто молча показал головой через стеклянную дверь и перевернул табличку «закрыто». У них устраивался какой-то движняк по пригласительным… И никому не надо, чтобы я там отсвечивала в этой дурацкой лисе.
— Гнида, — сквозь зубы процедил Вексель.
— Да нет… — Марина открыла глаза и спокойно посмотрела на отца. — Он не виноват. У него тоже есть свой шеф. Зачем ему проблемы? Вдруг бы я захотела втюхать ему свои бумажки и разложить их на стойке. И, честно говоря, я даже кофе покупать не планировала. У меня оставались бабки только на проезд. Так… Попялилась бы на книжки. Погрелась, пока не закончится сеанс… Но этот парень… Он не сделал ничего плохого. Он только перевернул табличку и пошёл. Может, хотел тоже посмотреть кино… А я пошла назад, в сквер неподалёку. Помню, что лавочку уже засыпало снегом. Я его смахнула своей «лапой» и села. Было очень холодно. Я уже перестала чувствовать свои ноги. Стоило, наверное, попрыгать на месте или типа того, но я очень устала. Мне хотелось спать, — девушка прилегла на диванную подушку, свернувшись и подложив руки под голову. — Вот так. И просто уснула. А потом проснулась… Здесь.
Марина посмотрела на отца. На его глазах блестели слёзы.
— Не расстраивайся, пап… Всё в порядке, — Марина приподнялась и протянула вперёд перемотанные клейкой лентой руки. — Может, уже развяжешь меня?
Вексель в нерешительности обернулся на стоящего чуть позади Романа Сергеевича. В лице доктора и всей его позе читалось напряжение, но, перехватив в руках топор, он всё-таки утвердительно кивнул. Старый вор медленно раскрыл нож и аккуратно перерезал накрученный несколькими слоями скотч. Марина потёрла одрябшие запястья, на которых ярко отпечатались края ленты.
— Спасибо. Так намного лучше, — спокойно проговорила девушка, после чего встала и прошлась по комнате. В этот момент обоим мужчинам показалось, что за ней движется невидимый глазу, но ощутимый шлейф холодного воздуха. Марина остановилась у окна, словно вглядываясь в желтоватую дымку, затянувшую снаружи весь городской пейзаж, и прикоснулась пальцами к стеклу. В этом месте сразу же начал образовываться и расползаться во все стороны морозный узор.
— Мне страшно, — вполголоса сказала Марина, словно обращаясь к самой себе. — Со мной что-то не так.
— Что, Марин? — спросил Вексель, не сводя с дочери взволнованного взгляда.