— Спит что ли? — пробормотал студент. — А как он это делает без головы?
— Да чёрт его знает… Давайте уже! Расшевелите его!
Толик ещё пару раз ткнул ржавым прутом уснувшего зомби, но безголовый человек только лениво махнул рукой, как будто отгонял назойливую муху.
— Да не церемоньтесь вы с ним! — принялся подгонять раздражённый учёный. — Он же не чувствует боли.
Уже сам начиная злиться, парень навалился и с силой вонзил острие арматурины в малоподвижное тело. Металл прорвал белую ткань лабораторного халата и сантиметров на десять вошёл в мёртвую плоть. Потревоженный Гоша заворочался. Неестественно закинул назад руку так, что послышался треск выворачиваемого плечевого сустава, и крепко схватился за металлический штык. Бросив своё оружие, Толян отпрыгнул назад. Тем временем мертвец извлёк из себя окровавленный прут, медленно поднялся на ноги и стал надвигаться на разбудивших его людей. С лицом, выражающим полнейшую безмятежность, Пётр Петрович включил аппарат. Прислушиваясь, как электрический ток гудит на обмотках самодельных трансформаторов, навёл оружие на приближающегося зомби и нажал на кнопку.
К удивлению Толика, не последовало ни выстрела, ни вспышки, ни даже сколько-нибудь слышимого щелчка. Разве что катушки на миг еле заметно изменили ноту своей заунывной песни, да на вынесенном наверх циферблате качнулась тонкая стрелка. Гоша же вдруг весь обмяк, покачнулся и, звякнув своими кандалами, рухнул на бетонный пол.
— Сладких снов, блин… — съязвил студент, с удовлетворением глядя на тело, ставшее мёртвым в самом привычном нормальном смысле.
Пётр Петрович молча выключил лампу в Гошиной темнице, закрыл дверь в кабинет и снова подпёр её снаружи тяжёлым письменным столом. И без слов было ясно, что он доволен результатом. На его лице пробежала улыбка от плохо скрываемого внутреннего ликования.
— А какой он был? Этот ваш коллега… Что изучал? Ну, пока был живой? — спросил Толян Петра Петровича, когда они уже поднимались по лестнице.
— Георгий Витальевич? Да никакой. Вялый и безынициативный работник… — пренебрежительно ответил учёный и добавил. — Надеюсь, что вы не такой, Анатолий Ефремович. А Гоша… Он долгое время числился у нас МНСом. Именно числился. Работой я это назвать не могу… Спал в основном, — Пётр Петрович замедлил шаг, задумавшись. — И… Когда я расставил в лесу капканы на своих бывших коллег… Забавно. Я даже не удивился, что попался именно Гоша. Он всегда был таким несобранным недотёпой. Правда, полагаю, теперь, если снова приладить к нему недостающие части и дать время, он смог бы регенерировать. Молекулы примут своё изначальное положение, как разбитая чашка склеивается из осколков при обратной перемотке. Вот только его голова осталась… Ну, это не важно…
— Вы поставили капканы на своих коллег? — переспросил Толик.
— Ну, да. Мне же нужны были объекты для опытов.
Парень хотел было продолжить мизантропические философствования мыслью о том, что некоторые способны приносить пользу только после смерти, но его отвлёк доносящийся сверху шум.
— Слышите это? — схватил он за рукав Петра Петровича.
— Электромагнитное эхо… Наверное… Не знаю. Иногда мне кажется, что я слышу даже какие-то голоса.
— Да нет же! Ломится кто-то!
Оба поспешили на первый этаж, где и правда уже ходила ходуном забаррикадированная входная дверь. Из закрытых кабинетов было слышно, как кто-то бьёт в железные решётки на окнах.
Определённо сотоварищам Безголового Гоши снаружи наскучило валяться без дела, и теперь все они вновь собирались под стенами института.
— Вы понимаете, Анатолий Ефремович? Понимаете, в чём вся разница? — громко спросил учёный, перепрыгивая через две ступеньки и пытаясь перекричать нарастающий грохот. — В направлении термодинамической стрелы времени. Всё дело в ней! В этом разница между ними и нами. Мы можем умереть, а они уже не могут. Мы едим, чтобы жить, а они живут, чтобы есть… Эти две системы не смогут долго существовать одновременно. Хаос живой материи или упорядоченность мёртвой плоти. Мы или они! И они не остановятся, если мы их не остановим. Слышите?!
Уже со второго этажа послышался звук бьющегося стекла. Кажется, зомби карабкались наверх прямо по наружным стенам, опираясь друг на друга и цепляясь за кирпичи.