— Ты что ли… Живой? — выдавил из себя вопрос росгвардеец.
— Ага. В некотором роде.
— Ведь я же тебя…
— Убил… — договорил Витюня за Фагота. — Это вряд ли. Сколько ты там в меня раз выстрелил-то? Целую очередь, небось, в башку всадил?
— Да.
— Вота ведь как расстарался, — покойник всё-таки смог сложить на лице подобие язвительной ухмылки. — Вся башка в крошево… Но ты не волнуйся. С кем не бывает. Тем более, ты ж потом к Зинке с повинной заявился: каялся, переживал… Как же! Застрелил боевого товарища! Оставил бабу без кормильца, — Витюня перестал нагловато усмехаться. — Ну, как видишь, всё в порядке… Никто на тебя зла не держит.
— И как это?…
— Да вот так. Подобрали меня на той улице какие-то ребятки. Не знаю, как их звать. И мозги мои собрали, и черепушку. Сляпали всё вместе, как уж смогли. Пакетом обмотали. И оттащили в ближайший подвал под теплоцентраль. Там таких, как я, много было кучей около труб свалено. И так почти в каждом подвале. Не особо церемонились, конечно, но и на том спасибо. Так я в этом подвале и одыбал. Кровь, правда, больше не течёт, хоть ножом режь… И жрать не хочется. Только знобит иногда. А так, видишь, даже рожа развороченная почти зажила. И, понимаешь, очень уж я этим ребяткам благодарен теперь… В другой раз я бы там так и сгнил, как бомж какой-нибудь. Но не теперь… Теперь времена-то другие.
— Какие же? — не спуская глаз с внезапно ожившего сослуживца, спросил спецназовец, осторожно отступая назад.
— Известно какие… Вон у своего дружка спроси. Как оно говорится? Когда живые позавидуют мёртвым, — Витюня многозначительно замолчал. — Да ты чего автоматом-то в меня всё тычешь? Одно же дело делаем… Служба-то наша. Она никуда не делась. Ты же наш…
— Ну, это вряд ли… — покачал головой Фагот. Он услышал, что за дверью служебного помещения перестала работать болгарка, и теперь просто тянул время.
— Брось, — покачал головой Витюня. — Забрал бы ты своих детишек, да шли бы вы отсюда. Никто не тронет. А тут вам находиться не положено.
— А то что же? — росгвардеец угрожающе приподнял автомат.
— Стрелять будешь что ли? Знаешь ведь, что это зря…
Не дожидаясь продолжения, Фагот нажал на спусковой крючок, но успел сделать лишь несколько выстрелов, как был изрешечён встречным огнём.
— Значит, потом договорим… — грустно вздохнул Витюня и сделал несколько шагов по направлению к служебному ходу.
Петров, при первых же выстрелах ничком упавший под стол, открыл глаза и увидел лежащего рядом мёртвого Фагота. Студент лихорадочно соображал, что же делать. Ещё мгновение и эта троица доберётся до остальных. И тогда всё… Конец. Расстреляют их в спины. А он что же? Снова зассал? Чмо бесполезное… Ну уж нет! Через секунду Петров заметил выкатившуюся на пол гранату, быстро схватил её, дрожащими руками выдернул чеку и, заорав «Бегите! Тут мертвецы!», что есть силы саданул об пол.
Взрыв сотряс внутри всю башню. По крайней мере, так показалось на лестнице, где Толя, наконец-то справился с металлической дверью. Услышав крик Петрова, он хотел было рвануть вниз на выручку, но Лёня, сразу всё поняв, остановил приятеля:
— Всё уже… Надо сваливать.
В подтверждение этих слов на лестнице послышалось какое-то чавкающее движение. Цепляясь за металлические ступени и бешено вращая обезумевшими глазами, вверх полз росгвардеец Витюня. Вся нижняя часть его тела была оторвана, и вместо ног за ним, как хвост какого-нибудь земноводного, волочились раскрученные кишки. Не дожидаясь, когда мертвец преодолеет очередной пролёт, Пётр Петрович чуть свесился через перила и, вскинув излучатель, щёлкнул кнопкой. Невидимый рентгеновский пучок мгновенно упокоил мечущуюся Витюнину душу.
Выжившие принялись практически бегом преодолевать последние 40 метров по вертикали. Но с каждым шагом этот путь становился всё труднее. Воздух в полой трубе башни, казалось, всё уплотнялся. Превращался в вязкую жижу. Натянутые, как жилы, стальные фидеры вибрировали на низкой частоте, впивающейся в голову и разъедающей мозг. Уже на трети подъёма все начали задыхаться и пошатываться. Перед глазами, словно помехи на экране ненастроенного телевизора, постоянно возникали и исчезали мерцающие белые искорки. Из них, подвешенные прямо в окружающем пространстве, то вспыхивали, то вновь расплывались неясные образы. Вдруг на очередной лестничной площадке перед измученными людьми появился явственный силуэт девочки в старомодной школьной форме. Медленно вытянув вперёд руку с растопыренной ладошкой, призрак громко произнёс: