Мерцающий свет в небе стал постепенно ослабевать. Желтоватая дымка уже не скрывала фасады соседних домов, а только густо стелилась по земле. Все звуки на улице пропали. Окна напротив зажглись в потёках разноцветными тёплыми огнями. Наступала почти нормальная тихая ночь.
Страх от осознания, что я нахожусь в одной квартире с мёртвым телом, неоднократно сменялся скепсисом. Да, он совершенно холодный и вёл себя странно. Уже вторые сутки ничего не ел. Только пил горячее и сидел у батареи. Но разве этого достаточно? Возможно, это просто какая-то болезнь. Психическая. Нервный срыв или вроде того… Хорошо, что он не агрессивен. С наступлением вечера он перебрался на разложенный диван, улёгся вдоль него с открытыми глазами и так и лежал неподвижно.
Набравшись решимости, я подошла, села на кровать и осторожно легла рядом, с той стороны, где спала обычно, и стала внимательно наблюдать. Ни один мускул не двигался на его лице. Грудная клетка не вздымалась от каждого вздоха. Глаза замерли.
— Ты правда умер? — с трудом выдавила я из себя, борясь с образовавшимся в горле комом. — Может всё не так плохо?
— Правда, — ответил он, почти не шевеля губами.
— Не может быть…
— Всё ещё не смирилась с этой мыслью? — в его словах послышалась насмешка. — Если тебе так будет проще, я могу почаще моргать. Забываю это делать.
В каком-то отчаянном порыве я откинула край одеяла и прижалась ухом к его груди, силясь расслышать сердцебиение. Нет. Сердцебиения у него не было. Но сам-то он был. Вот же он… Смотрит. Говорит…
— Убедилась? — знакомый голос позвучал из загробного полумрака, заставив меня отпрянуть от испуга.
— Но это невозможно! Зачем? Всё так бессмысленно! — воскликнула я, стараясь не заплакать.
Он повернул ко мне голову.
— А разве много, кто ищет смысл, пока живёт? Или хотя бы задумывается о нём?
— Не знаю… Наверное, нет. А ты?
— А у меня теперь нет другого выхода… Умереть можно только раз. Ничего не осталось. Только думать и искать смысл.
Возникла долгая пауза, прерываемая лишь редким механическим движением его век.
— Считаешь, оно того стоило? — серьёзно спросила я, когда молчание сделалось невыносимым.
— Но ведь зачем-то же нас всех подняли… Может, именно для того, чтобы мы задумались? Если так… То оно того стоило.
Переборов брезгливость, я вдруг прижалась к его губам и поцеловала, ощутив холодную и суховатую плоть. А потом, вновь устроившись щекой на бездыханной груди, прошептала.
— Я всё равно люблю тебя… Понимаешь?
— Да.
— А что чувствуешь ты?
— Тепло. И свет. Ты не видишь, но тут всё время ослепительно светло. Даже сейчас. И твоя слезинка тоже светится, — холодным пальцем он смахнул каплю, зависшую у меня на реснице. Я невольно улыбнулась. Как он может видеть в кромешной тьме?
— И твоя улыбка тоже светится, — добавил он.
— Ты точно больше никуда не уйдёшь? — зачем-то задала вопрос я.
— Нет.
— Тогда давай спать.
— Мне теперь незачем спать. Но я хочу спать. Так что давай спать, — согласился он и нежно положил руку мне на голову, как поступал прежде много раз. — Завтра мы можем пойти в парк и поиграть в снежки.
— Но мы ведь не делали этого, когда ты… был жив.
— Именно поэтому.
Смена Харона, или записки доктора Мертвяго
Мерзопакостная погода стоит. Слякотная. Грязная снежная каша под ногами уже неделю как. Словно тот, кто где-то наверху погодой заведует, устал и подремать лёг. И туман этот противный. Бледно жёлтый, будто застарелое пятно на белом халате. Спускается, наползает отовсюду, из каждой подворотни.
Старенький УАЗик, пробуксовав колёсами, свернул во дворы. Врач «скорой» Харитонов поплотнее завернулся в куртку с поломанной молнией и отвернулся от окна. Его уставший взгляд скользил по привычным внутренностям микроавтобуса, стараясь нащупать хоть что-то не окончательно безрадостное. Напротив, уткнувшись в телефон, сидел стажёр Ведунов — залипал в какой-то игрушке. За рулём — водитель Коля Рыжкин — мужик лет сорока с забинтованной головой. Прошуршав бортом «буханки» по сухим веткам каких-то неопрятных кустов, он с тоской вздохнул «Э-ге-ге», остановил машину у подъезда и повернулся в салон — «Ага. Да?». Мол, привёз, куда надо.
«Приехали, Коль. Да. Жди нас», — кивнул Харитонов, взял сумку, поторопил стажёра — «Шустрее давай». Тот выскочил, сразу утонув кроссовками в снегу. Доктор вышел следом, хлопнув дверью буханки, через грязное стекло ещё раз взглянул на водителя.