В нем были смех и злоба,
Печаль и радость,
Зависть и нежность,
И была любовь.
У нас были песни, сказки и стихи,
У нас был язык.
В нем были мудрость, злость,
Мягкость, твердость,
Мужество и скромность,
В нем была жизнь.
Когда-то у нас был язык…
В нем были амбары и риги и овины,
Сачки и лодки, передники и хлеба,
Шаманы и духи-защитники.
Когда-то у нас был язык…
В объятьях языка мы рождались,
Жили и умирали.
Когда-то у нас был язык…
Швед, швед звонит! —
Кричали мы,
Бежали быстро —
Позвать взрослых,
Сердце колотилось, пот струился —
Швед звонит!
Мама, быстрей!
Песни, что веками пелись,
И слова, что говорились —
Мы верны своим заветам
И обычаям священным.
Лодку, где лежит усопший,
Ставим носом по теченью,
Когда с берега толкаем —
Так положено, так нужно.
Положите осторожно,
Аккуратно в лодку тело,
И слова подхватят волны,
Поплывут с водою песни,
Понесет теченье лодку,
И достойным быть прощанью.
В городе мы древние слова шептали,
Так, чтобы никто не знал, не слышал,
Прятали их глубоко внутри нас,
И они становились язвами,
Болели и нарывали.
Смятение,
Должно быть, спряталось
Далеко в сарае,
Где лежит одежда мертвых.
Из замочной скважины
Веет холодом.
Я очень боюсь
Открыть рот.
II
Этот город
Станет первым городом.
Эти огни
Под моим окном —
Здесь нет темноты.
Здесь должен быть
Кто-то, кроме меня.
Он лежал в постели,
В бреду и в поту.
Я сидела рядом с ним
В желтом защитном костюме,
Сидела у постели
И пыталась понять его знаки.
Он умирал
И хотел узнать, откуда я родом.
— Я из Норботтена, — ответила я,
Никогда не сидевшая раньше у постели умирающего.
Его лицо засияло:
— Линдегрен, — сказал он, —
Прочти Эрика Линдегрена!
Он умирал,
Но при этих словах его лицо засияло.
Я давно уже забыла,
как он выглядел —
Мужчина в четвертом отделении
Больницы Серафимов в Стокгольме,
Летом 1975 года,
Но как же сияло его лицо
В тот миг!
Я уехала далеко
На неизвестный остров,
Но в доме, где я жила,
Окна выходили на север,
А на островке напротив
Жили лебеди.
Я видела их постоянно.
Я искала дом старого поэта —
Когда-то я прошла мимо его почтового ящика,
Проследовала по тропинке вдоль берега,
Но до самого моря спускался густой лес
И дома прятались в нем.
Тропинка закончилась,
Я оказалась в тупике.
На обратном пути я выбрала другую дорогу,
Которую раньше не видела,
Через пару мгновений с нее открылся вид:
Дома и луга,
Аллеи сирени и ландышевые холмы,
И море, прямо передо мной!
В густом тумане
Я вижу огни,
Нет границы
Между небом и морем…
Я хотела уехать,
Я думала, что уехала,
Пока не обнаружила себя
Сидящей на первой проталине
И смотрящей на реку,
Пока не увидела первых лебедей,
Купающихся в первой полынье.
В день, когда я вернулась,
Я взяла стул под мышку,
Пошла и села с южной стороны.
Был апрель, и светило солнце,
Где-то лаяла собака,