— Посиди смирно, — попросила она, открывая блокнот и доставая карандаш. — Ты такая красивая в этом свете. Я тебя нарисую!
Она произнесла это с мягкой улыбкой. На переднем сиденье Микаэль с Юргом пытались общаться на ломаном английском. Никто, кроме меня, не слышал, что она сказала. Мое лицо никак не могло соответствовать ее словам, я никогда ничего подобного не слышала. Все это мне не подходило, ее речь, ее комментарий не вписывались в мою жизнь, и все-таки я обрадовалась. Подумала: наверное, она такой опытный художник, что понимает — мне надо сказать именно такие слова, чтобы на лице отразилась резкая перемена. Я знала, что никогда не забуду эту минуту. Я сидела неподвижно. Как пятилетний ребенок, которому пообещали конфетку, если он будет хорошо себя вести.
Через несколько минут она сказала, что все готово, и показала небрежно выполненный карандашный набросок какой-то иконы. Я подумала, что с ее стороны жестоко так меня приукрашивать. Если бы девушка на рисунке была в два раза уродливее, я бы еще могла поверить, что на самом деле так выгляжу.
— Красиво, — сказала я.
— Потрясающе, — тут же встрял Антон, высунув голову из-под куртки. — Ты так здорово владеешь карандашом. К тому же тебе удалось поймать эту черту в Сири, что-то такое суровое.
Тут мы с Дайей обе взбесились. Дайя — потому что он сказал очевидную чушь. А я не только потому, что меня обозвали суровой, заставив почувствовать себя сварливой тетушкой из какого-нибудь старого мюзикла, но и потому, что он ни одну ситуацию не оставлял без оценочных прилагательных и наречий, все происходящее обязательно облекалось в слова. Навязчивое желание Антона описать каждое запоминающееся мгновение намертво сковывало все эти моменты, и, как бы ни были многогранны пронизывающие эти мгновения чувства, они тут же исчезали.
Что мне нравилось в Дайе, так это ее невероятная медлительность. Эта черта причудливо контрастировала с ее образом, идеально вписывающимся в современное общество. Ей нравилось все делать аккуратно, поэтому любое действие занимало определенное время. Когда мы уезжали из съемного дома, она предложила помыть окна микроавтобуса и отдраила каждый уголок, хотя в этом не было никакой необходимости, я успела прочесть за это время три главы из книги, а Пижон — дважды сбегать в туалет. Мы договорились встретиться в фойе после завтрака; все быстренько закинули в себя яйца с апельсиновым соком, а Дайя после каждого откушенного кусочка клала приборы на стол и неторопливо намазывала масло на хлеб, будто была не способна ускориться. Через некоторое время это стало шуткой: всякий раз, как Дайя собиралась что-то сделать, Микаэль нажимал в воздухе воображаемую кнопку ускоренной перемотки.
Теперь, после комментария Антона, чувствовалось, что Дайя сейчас выскажет ему все, что думает, но сначала она аккуратно засунула карандаш в отдельный кармашек рюкзака, согнула блокнот и убрала его в специальное отделение.
Пижон в свою очередь вынул из пачки горсть чипсов с паприкой и с интересом подался вперед, словно приготовившись смотреть новую часть «Звездных войн» в 3D-формате.
— Боже мой, — начала Дайя. — Нельзя же говорить девушке, что у нее суровые черты лица. К тому же у нее они не такие, это все твой патриархальный троллинг. Иногда тебе лучше помолчать.
— А что такого, — пробормотал Антон смущенно и взволнованно, но все еще игривым тоном. Было заметно, что он пытается разрядить обстановку, обратив ситуацию в обычную шутку, каких много бывает в дороге.
— А еще ты ничего не понимаешь в искусстве, так что не надо комментировать, как я держу карандаш. Я, черт возьми, училась в Академии художеств. И о бывшей ГДР ты ничего не знаешь, так что хватит умничать.
— Я смотрел документальный фильм, — робко возразил Антон.
И голосом, и жестами он как будто пытался создать отдельное пространство для себя и Дайи, отгородиться от остальных. Он повернулся к ней, закрываясь курткой как стеной. Однако с ее стороны пространство оставалось открытым, и другие пассажиры могли свободно созерцать происходящее.
— Прости, дорогая. И ты прости, Сири. (Косой взгляд в мою сторону.) Я сегодня немного не в себе. Есть причины.
— Какие причины? — заинтересовалась Дайя, да и все остальные, включая Пижона с его чипсами. Его лицо вдруг возникло между Дайей и Антоном, из-за чего ссора приобрела карикатурный оттенок.