Стина Стур
«Чюдищи»
(Рассказ)
В переводе Юлии Шубиной
…И дом, равного которому нет на всей земле. (Лгут те, кто утверждает, что похожий дом есть в Египте.) Даже мои хулители должны признать, что в доме нет никакой мебели.
Другая нелепость — будто я, Астерий, узник. Повторить, что здесь нет ни одной закрытой двери, ни одного запора? Кроме того, однажды, когда смеркалось, я вышел на улицу[15].
Возле дома лежит гравий, вечно утопающий в грязи. Иногда она достает из него острые кусочки кварца. Есть в них что-то особенное. Они — словно осколки плотного тумана. И их всегда так и хочется помыть.
А однажды нашелся он. Мертвый, точно зеленое стекло, хрупкий и такой хрусткий на свой лад. Сперва она лишь тычет в него пальцем, но потом, наклонившись всем тельцем к вмятине на подкрылке сааба Густавсонов, высвобождает бедного малютку Зеленца-Красавца. Стрекозлика.
Он слегка прилип к нагретой резине стеклоочистителей, и во взгляде появился металлический отблеск. Как у зеркала. Пусть стрекозлик, раскинув крылышки, полежит в левой руке, а правой она прикроет его, как крышей. И это вовсе не чтобы его спрятать, а только чтобы защитить, а то еще стукнется обо что-то и рассыпется. Крылышки-то у него совсем тонюсенькие, как хлопья высохшего кефира.
Зеленец-Красавец великоват для ее ладошек, торчит немного, так что на самых трудных участках дороги ей приходится пятиться, при этом выставив щитом спину. Путь ее лежит, естественно, не вдоль дома и не через лужайку, а сквозь заросли кипрея. Через это розово-розовое царство джунглей. Ее собственное, заветное, оно находится в кинь-канаве.
А там — тысячи узких тропок меж высоких стеблей, и туда она возьмет с собой стрекозлика.
У земли стебли кипрея почти что голые, но сверху этого не разглядеть из-за копны соцветий, с высоты которых и не чаешь, сколько тут всего. Наружу, к щеголевато-яркому солнцу, обращено по-летнему яркое покрывало из цветов, но под ним, в самой глуби, кроется куча выброшенного кем-то старья. Бутылки и полиэтиленовые пакеты лежат здесь под бурым слоем увядших растений. В кинь-канаве можно найти и сплющенные консервные банки из-под американской ветчины, и круглые ребристые жестянки, наводящие на мысль о консервированных сосисках. Все это будет однажды забыто на веки вечные, ну и ладно.
Там, среди кипрея, растут кусты малины, о которые можно поцарапаться, если ходишь с голыми коленками, а еще тут, глубоко пустив корни в ручеек-холодок, стоит старый смородиновый куст, каждый год приносящий кислые ягоды красного цвета. Эти кислые ягоды предназначены только Сандре, они все достанутся ей одной.
Сандре, да.
Солидно и сильно. Скромно. Странно. Сохранно.
В дровяной печи возле рябины у нее есть личный тайничок. Там хранятся камушки белого и розового кварца, пластинки слюды и стеклянные шарики, пронизанные мелкой цветной волной, есть там и много всего другого. Такого, что стоит сберечь. Как, например, янтарный браслет Маргареты, от которой красота то и дело требовала каких-нибудь жертв, и бабушкины вставные челюсти с желтоватыми коронками и полупрозрачным нёбом. Сандра сверяла их по фотографии и поэтому точно знает, что это точно те самые. А нашла она их в помятом цинковом ведерке без дна, где-то среди бутылок и прочего кухонного хлама.
Давно уже никто не ставит печься булочки за тяжелую дверь печки — в этой-то каморке Сандра и соорудит ему палаты. Малыш Зеленец-Красавец, такой легонький и хрусткий, будет покоиться тут, положив подбородок на янтарный браслет. А она сядет перед ним на корточки. Будет смотреть и думать о смерти. Впечатлительная она, как говорит Папаня.
А сверху, стоит взрослому только встать в полный рост, пышут розовым цветом густые заросли, но Сандра пока что до них не доросла. В промежутке между маечкой и голубыми штанишками виднеется мягкий детский животик. Кеды у нее не на шнурках, а на липучках, и они каждый день промокают в ручье. Ничего тут не поделаешь.
Ее старшая сестра Аннели ходит вся в прыщах. На груди и спине у нее зреют уродливые закупоренные бугорки с желтой сердцевиной. Стоя под душем, она почти до дыр растирает свое страшное подростковое тело щеткой на длинной ручке (там еще черная грязюка у самого основания белых ворсинок). Старается она так, что бугорки начинают кровоточить, и вот именно тогда маленькой Сандре разрешается войти в окутанную паром ванную комнату и наложить маленькие клочки туалетной бумаги на те участки спины, куда Аннели самой не достать, а то, если не наложить, будут пятна на одежде. Эти бумажные клочки пушатся по краям. Сквозь их белизну проступает и выглядывает наружу темно-красный зрачок. Пока у Аннели вся спина покрывается такими вот глазками, со своей стороны в дверь ванной все барабанит Папаня: