Она бежит и бежит,
Я знаю, что она никогда
Меня не отпустит.
Я знаю.
Я помню Ангелиику
А́нгелиика. С ударением на первый слог,
Это важно.
Она жила у нас, бывало,
Помню, как она лежала на кухонном диване,
Укрыв лицо косынкой,
И дремала после обеда.
Она гостила у нас несколько дней или недель,
Ангелиика, странница, сестра моей прабабки,
А потом снова шла в путь.
Идя по дороге через деревню,
Она вязала, держа клубок ниток
Под мышкой.
Мы до сих пор вспоминаем ее красивые варежки.
Никогда не забуду Лидию,
Как она сидит на высоком стуле
Посреди кухни, распустив
Длинные седые волосы.
«Можете начинать», — говорит она —
И мы начинаем.
По обе стороны от нее стоим мы,
Заплетаем ломкие старые волосы.
Кто устает, идет кормить
Мужа Лидии бананами.
Он лежит в комнате, благодарит за бананы —
Лидия не уставала никогда.
Она сидит на стуле, пока мы не закончим,
Будто впереди у нее вечность.
Иногда мы бегали встречать ее,
Идущую из магазина,
Чтобы помочь ей нести пакеты.
Тогда она улыбалась и отдавала нам пакеты,
Зажигала черную изогнутую трубку,
Потягивала ее, довольная.
Овин
Восемнадцатого века.
Во всех углах знаки высечены,
Для защиты от злых духов.
На одной из стен дата:
1809
Край наш делят, остается
Только западный нам берег,
Мы теперь — большой осколок,
Часть другого мы народа —
Говорит нам власть, велит нам:
Шведами должны все стать мы.
Имена забудьте, песни
И стихи, слова забудьте.
Я иду по дороге,
Крепко сжимаю ручку бидона.
Я иду по дороге,
И уже стемнело.
Я должна пройти мимо избы,
Куда кладут покойников.
Я должна спокойно пройти
мимо избы
с покойниками.
Бежать нельзя,
Бидон с молоком уронить нельзя,
Но я слышу шаги,
Слышу очень ясно!
Учитель бьет, указкой бьет —
Шведам реки помнить надо!
Учитель бьет, указкой бьет —
Вискан, Этран, Нисан, Лаган,
А за окном река Лайнионвяйля.
Вискан, Этран, Нисан, Лаган,
Моя Лайнионвяйля.
Вискан, Этран, Нисан, Лаган,
Лайнионвяйля.
Вискан, Этран, Нисан, Лаган.
Я слова
Глотаю молча.
Сняли кожу,
Рву колючку.
Где же выход? —
Руки ищут,
Извиваясь,
Неподвижно.
Дай лежать мне,
Словно ангелу,
На снегу.
Тихо, тихо.
Не трогай
Мои крылья.
Когда-то у нас был язык…
В нем были смех и злоба,
Печаль и радость,
Зависть и нежность,
И была любовь.
У нас были песни, сказки и стихи,
У нас был язык.
В нем были мудрость, злость,
Мягкость, твердость,
Мужество и скромность,
В нем была жизнь.
Когда-то у нас был язык…
В нем были амбары и риги и овины,
Сачки и лодки, передники и хлеба,
Шаманы и духи-защитники.
Когда-то у нас был язык…
В объятьях языка мы рождались,
Жили и умирали.
Когда-то у нас был язык…
Швед, швед звонит! —
Кричали мы,
Бежали быстро —
Позвать взрослых,
Сердце колотилось, пот струился —
Швед звонит!
Мама, быстрей!
Песни, что веками пелись,
И слова, что говорились —
Мы верны своим заветам
И обычаям священным.
Лодку, где лежит усопший,
Ставим носом по теченью,
Когда с берега толкаем —
Так положено, так нужно.
Положите осторожно,
Аккуратно в лодку тело,
И слова подхватят волны,
Поплывут с водою песни,
Понесет теченье лодку,
И достойным быть прощанью.
В городе мы древние слова шептали,
Так, чтобы никто не знал, не слышал,
Прятали их глубоко внутри нас,
И они становились язвами,
Болели и нарывали.
Смятение,
Должно быть, спряталось
Далеко в сарае,
Где лежит одежда мертвых.
Из замочной скважины
Веет холодом.
Я очень боюсь
Открыть рот.
II
Этот город
Станет первым городом.
Эти огни
Под моим окном —
Здесь нет темноты.
Здесь должен быть
Кто-то, кроме меня.
Он лежал в постели,
В бреду и в поту.
Я сидела рядом с ним
В желтом защитном костюме,
Сидела у постели
И пыталась понять его знаки.
Он умирал
И хотел узнать, откуда я родом.
— Я из Норботтена, — ответила я,
Никогда не сидевшая раньше у постели умирающего.
Его лицо засияло:
— Линдегрен, — сказал он, —
Прочти Эрика Линдегрена!
Он умирал,
Но при этих словах его лицо засияло.
Я давно уже забыла,
как он выглядел —
Мужчина в четвертом отделении
Больницы Серафимов в Стокгольме,
Летом 1975 года,
Но как же сияло его лицо
В тот миг!
Я уехала далеко
На неизвестный остров,
Но в доме, где я жила,
Окна выходили на север,
А на островке напротив
Жили лебеди.
Я видела их постоянно.
Я искала дом старого поэта —
Когда-то я прошла мимо его почтового ящика,
Проследовала по тропинке вдоль берега,
Но до самого моря спускался густой лес
И дома прятались в нем.
Тропинка закончилась,
Я оказалась в тупике.
На обратном пути я выбрала другую дорогу,
Которую раньше не видела,
Через пару мгновений с нее открылся вид:
Дома и луга,
Аллеи сирени и ландышевые холмы,
И море, прямо передо мной!
В густом тумане
Я вижу огни,
Нет границы
Между небом и морем…