— Но вас же никто не вынуждает играть, — упрямо ответил сдающий. Если вам не подходит колода, так вас никто не держит.
— Господа, спокойно, — сказал крупье. Уже к столу и так прилипли четверо или пятеро любопытных. — Можно с вами поговорить, господин Рэфферти?
— Мы можем разговаривать здесь, — сказал Рэфферти. Но, видя, как крупье смотрел на него, он пожал плечами и встал в конце концов: — Ладно, хорошо.
Он отошел от игрового стола, за ним проследовал крупье, согнувшись вдвое, проходя под ленточкой, огораживающей место игры.
— Вы на какую сумму рассчитываете? — спросил тихо крупье.
— Точно не знаю, — ответил Рэфферти. — Может быть, на две-три тысячи. А что это меняет?
— Так вот, у нас честное заведение, это раз. Но мы не хотим скандалов, это два. Мы готовы, в пределах допустимого, сделать все, чтобы доказать вам, что мы на высоте…
— Тогда давайте играть моими картами.
— Я же сказал: в пределах допустимого.
— Но они абсолютно такие же, как и ваши. Я их здесь купил.
Терпеливо выслушав, собеседник отрицательно покачал головой.
— Но никто не сможет назвать это допустимым, господин Рэфферти. Ваш сдающий вам это четко сказал. Никто не знает, здесь ли вы их купили и когда купили. Ну скажем, если бы вы купили новую колоду сейчас и ею играли, тогда был бы другой разговор.
— Согласен.
— Простите?
— Я сказал: согласен. Если ваши условия таковы — я их принимаю.
— Не понял.
— Я пойду сейчас с вами к этой стойке и куплю новую колоду, мы вернемся к столу и сыграем в блэкджек теми картами.
— Ну перестаньте, господин Рэфферти, не глупите.
— Глупите? — повысил голос Рэфферти Крупье начал озираться вокруг. — Я ничего другого не сделал, кроме как принял условия, которые вы поставили только что.
— Так дело не пойдет, — возразил крупье — Представьте, что каждый клиент захочет играть своими собственными картами или своими собственными "костями". Вы можете представить эту работу, когда нужно будет контролировать каждого и всякого.
— Во-первых, я не каждый и всякий. Во-вторых, вы только что мне предложили выход. Я согласился. А теперь вы свое мнение меняете. Вы говорите, что карты, которые продаются за стойкой, те же, что за столом. Значит, играя своими картами, я играю вашими.
— Но что это меняет?
— Не многое: это ведь вы сказали, что карты те же, а не я, Я хочу проверить: карты, которые вы продаете публике за стойкой, такие же, как и те, которыми мы играем? Ну, скажем… я хочу поэкспериментировать.
Саркастически улыбаясь, Рэфферти спокойно направился к стойке. Крупье шел за ним по пятам, спрашивая:
— А что вы собираетесь делать?
— Просто куплю колоду карт. — Рэфферти обратился к продавщице кивком головы: — Карты, пожалуйста.
— Один доллар, сударь, — сказала девушка, протягивая колоду карт.
Рэфферти выложил серебряный доллар на прилавок, затем повернулся и протянул колоду крупье.
— Вот. Держите. Так вам будет спокойнее. Вы будете уверены, что я не шельмую.
Тот взял карты и поднял на Рэфферти глаза.
— Вы думаете, что мы боимся скандала, не так ли? Ну и вы пытаетесь причинить неприятности.
— Вовсе нет. Это вы норовите навлечь на себя неприятности, — ответил Рэфферти. — Может, вы сочтете, что я повторяюсь, но я ничего другого не делаю кроме как принимаю ваше предложение.
— Ну, предположим, что вдруг фортуна вам улыбнется, — глотая слюну, сказал крупье.
— Ну так это будет везение…
— И тогда вы сможете рассказывать налево и направо, что это доказательство, что мы, мол, мошенники.
— Но если это не так, то вам и бояться нечего.
— Ну, а если вы будете по-прежнему проигрывать, то это будет отнесено на счет сдающего?
— А будут зрители, — сказал Рэфферти. — Меня абсолютно не волнует раздача карт. При таких условиях никакого мошенничества.
— А потом? Прекрасно останетесь здесь чинить нам всякие неприятности.
— Ну что вы! — убедительно заявил Рэфферти. — Ведь колода карт в игре действительна не более часа, не так ли? Если, не дожидаясь часа, я бы вернулся к стойке за новой колодой, ну тогда это было бы за пределами допустимого. Не находите? Нет, я буду строго придерживаться того, что сказал. Мне интересно только одно, неужели вы считаете, что я слишком много прошу?
Крупье рассматривал свои ботинки.
— Вообще-то это не докажет ничего, — сказал он. — Если бы мы шельмовали, то самым простым решением для нас было бы сделать все, чтобы вы выиграли.
— Я был бы счастлив, но при этом представляю себе ваши вытянутые лица.
— Так, чего же вы хотите?
— Новую игру. Снова играть. Новой колодой.
— Господин Рэфферти, — начал крупье, — я… — Потом оборвал себя и сказал: — Хорошо, согласен. В вашем распоряжении — час.
— Спасибо, — буркнул Рэфферти и направился к игровому карточному столу.
Позвали нового сдающего. Колоду вскрыл сам крупье и разложил ее на столе.
Рэфферти играл час на глазах у крупье и все возрастающей толпы любопытных зрителей.
Через час он поднялся. Он выиграл 18 000 долларов.
— Вы удовлетворены? — спросил у него крупье.
— Не совсем, — ответил ему Рэфферти. — Готов сыграть еще на один доллар.
— На сколько?
— На один доллар. За карты.
— Понимаю, — еле сдерживал себя крупье. — Для одного доллара немного дороговато. Ваши карты теперь этого не стоят. Они износились. Держите, господин Рэфферти, вот ваша колода. Попробуйте продать ее за столько, сколько вам удастся из нее извлечь выгоды. Подождите. Есть одна вещь, которую я, в общем, не должен вам говорить, но я все-таки скажу: чтобы вашей ноги здесь не было, господин Рэфферти. Нам слишком дорого стоит доказательство вашей непорядочности, я не говорю о материальной, финансовой стороне вопроса. Мы люди честные и ценим клиентов, которые оказывают нам доверие. Так как единственный способ не прогореть, когда занимаешься таким делом, как наше, это оставаться честными и прочно поддерживать репутацию игорного дома. Вы меня понимаете, господин Рэфферти?
— Абсолютно. Не беспокойтесь, я не вернусь. Вполне вероятно, что мне еще раз повезет, как сегодня.
Он поприветствовал крупье кивком головы, пробрался сквозь толпу зевак, подошел к лифту и поднялся наверх, в свой номер. Там, в номере, за столом сидела молодая женщина. Исключительно тонким карандашом художника она крапила новую колоду карт. Коробочка была открыта так, чтобы не повредить упаковочное клеймо.
— Привет! — сказал Рэфферти.
— Дела идут? Это была продавщица табачной стойки.
— Пятнадцать тысяч чистыми, — объявил Рэфферти. — Сколько раз тебе говорить, чтобы ты здесь не показывалась? Да оставь ты в покое эти карты хоть сейчас. Подожди, пока мы не будем в Рино.
Гай Флеминг
Бумеранг
Худощавый мужчина, сидевший в свидетельском кресле, без конца теребил свой галстук. Это был секретарь Рэйнора и один из тех двоих, кто находился в доме атторнея в тот вечер, когда Рэйнор был убит. Я спросил у него:
— В день, когда Рэйнор был убит, не говорил ли он вам что-нибудь такое, что казалось бы бесспорными уликами против обвиняемого?
— Протестую!
Сэм Льюбок, адвокат обвиняемого, вскочил, а лицо его, мясистое, с тяжелым подбородком, побагровело.
— Протест принят! — рявкнул судья Мартин, даже не глядя в мою сторону.
И так было постоянно во время процесса. Льюбок заявлял протест, судья принимал его, и при этом считалось, что мы находимся во Дворце правосудия. А за его стенами из каменной груди дамы, держащей в руке весы правосудия, должно быть, раздавался хохот. Но в общем-то смешного во всем этом было мало. Льюбок усмехнулся и сел рядом со своим подзащитным.
Как только я взглянул на подсудимого, жгучая ярость овладела мной. Я ни секунды не сомневался, что это он убил моего шефа, атторнея Рэйнора, единственное существо, которое я когда-либо любил и кем когда-либо восхищался.
Судя по некоторым критериям, Фрэнк Хаузер был весьма преуспевающим человеком. Он сумел сохранить то состояние, которое было нажито потом, трудом и кровью сотни своих собратьев. Ночные клубы, игорные дома, игральные аппараты, подпольные лотереи, шантаж "телохранителями" — все это приносило большие доходы.