— У Ягуара было много медалей — золотых, серебряных и бронзовых. Его знал весь мир. Его приглашали на все собачьи выставки. Он понимал все, что говорят люди, на каком бы языке они ни говорили. Целых пять часов Ягуар метался взад и вперед, а потом неожиданно взял след и побежал…
За Ростиком вступил Семен:
— Ягуар бежал долго, и сыщик не отставал от него ни на шаг. И вдруг на дороге они увидели карандаш, обыкновенный чернильный карандаш красного цвета. Ягуар остановился и замер. А сыщик поднял карандаш, и они побежали дальше…
И вот моя очередь. И я не знаю, что говорить. Я была на редкость неизобретательной; если в школе давали задание написать сочинение на вольную тему, я долго мучилась и никак не могла придумать, о чем писать.
Я говорю:
— И тут Ягуар увидел то, чего никто никогда еще не видел. И об этом расскажет Витька.
Все смотрят на Витьку. Все ждут, что он скажет. Отказываться нельзя. Надо придумывать дальше. И Витька мужественно хватает брошенную ему нить и начинает ее распутывать по-своему.
И снова через какое-то время моя очередь. Я напрягаю последние силы:
— Ягуар пробежал вместе с сыщиком еще целых пять километров, и вдруг они увидели большой ров в земле. Кругом были горы, очень много всяких гор, и этот ров, наверно вырытый недавно, очень удивил их. Тогда Арнольд остановился и сказал Ягуару: «Прыгай…» — «Сам прыгай», — ответил Ягуар.
— Разве Ягуар мог говорить? — удивился Семен.
— Он все мог, — сказала я.
— Да, это была обыкновенная говорящая собака, — поддержал меня Ростик.
Эту длинную историю мы рассказывали, должно быть, целую неделю.
И вот я выслушала последнюю фразу Семена:
— Так постепенно, по крупинкам, великий Арнольд собрал все сведения о преступнике и вместе с Ягуаром собрался на следующее утро схватить убийцу и отдать его в руки правосудия…
Я понимала, надо рассказывать как можно подробнее. О сыщике, поймавшем убийцу, и о том, как это все случилось.
Я вздохнула и произнесла:
— Но на следующее утро сыщик Арнольд вместе с Ягуаром были найдены мертвыми, и так никто никогда не мог больше ничего узнать.
Друзья мои здорово на меня разозлились. Все как один. Ведь по условиям игры нельзя было ничего опровергнуть или переделать.
Им хотелось вести рассказ дальше, они-то умели придумывать, а мне, признаться, немного уже поднадоело.
Семен сказал:
— Мы сами виноваты. Не ей надо было заканчивать рассказ, а Витьке.
— Конечно, — отозвался Витька. — Она у нас до серьезных вещей не доросла.
Я не стала спорить.
— Куда мне до тебя, ведь ты старше меня на три с половиной года.
— На четыре, — поправил Витька.
А Семен, любивший во всем точность, сказал:
— На три года, один месяц и одиннадцать дней.
3
Когда шел дождь, мы укрывались в сарае для дров, принадлежавшем Аське Щавелевой, шоферу автобуса, веселой, разбитной бабенке.
У всех жильцов были такие же сараи, только запертые на замок, и лишь Аськин сарай зиму и лето стоял раскрытый, и при всем желании там нельзя было обнаружить хотя бы одну завалящую щепку.
— А ну их, — беспечно говорила Аська, — охота была с дровами возиться!
У нее была маленькая комнатка на первом этаже, за стеной жила хозяйственная, домовитая семья Карандеевых. Карандеевы исправно топили свою голландку. Аська же открывала дверь, и ее комнатка быстро наполнялась теплом.
Аська блаженствовала, а глава семейства старик Карандеев, мелочный и сердитый, на все корки честил Аську за ее «нахальство и использование чужой печки в корыстных целях».
Аська и в ус не дула, продолжала держать свою дверь открытой.
У Аськи, по общему мнению, был бурный темперамент и решительно никакой выдержки.
Сама о себе она говорила:
— Характер у меня крепкий, только на одну сторону малость прихрамываю…
И застенчивая девичья улыбка озаряла ее крепкоскулое лицо с подведенными простенькими глазами.
Кавалеры у Аськи менялись чуть не каждый месяц. Еще совсем недавно она рыдала в голос, кляла подлого обманщика на чем свет стоит, — глядишь, уже новый, как она выражалась, знакомый друг приходит к ней в гости, держа под мышкой пакет, в котором угадывались бутылка и нехитрая закуска.
И снова горят-играют Аськины глаза, и губы накрашены в три слоя, и Аська громко поет свою любимую:
И всем кругом откровенно рассказывает: